Страница 325 из 327
С гибелью тсарицы-видуньи закончилась и война в Савринтарском тсарствии, и теперь понемногу налаживалась жизнь, отстраивались разрушенные города и сгоревшие вески, залечивала раны уставшая от людских распрей земля, и всё новые жители появлялись на свет. Зима сменяла осень, а затем уступала место весне и лету, во дворцах двух столиц вершились государственные дела, а Пристани год за годом выпускали на дороги всё новых и новых путников, и им конечно же, нужны были «свечи».
Из Вечного же Дома и из Бездорожья на мирскую суету как и прежде взирали Хольга и Саший, великие боги, такие же разные, как Свет и Тень, извечные соперники и извечные соратники, постоянно и непримиримо враждующие, но при этом — любящие супруги, не представляющие друг без друга жизни, — те самые, без которых этого хрупкого мира просто не существовало бы.
***
А в жизни наших героев всё вышло почти как в Рыскином сне, за исключением всего лишь трёх вещей: волосы неулыбчивой путницы по-прежнему были чёрными, а её любимый не отходил от неё далеко больше, чем на пару щепок. И ещё: мальчика, родившегося после войны, Рыска предложила назвать не Эдгард, а Стефан, потому что ребёнок, увиденный ею во сне, так и не шёл у неё из головы. Муж не стал ей возражать.
…На все вопросы сумел ответить выздоровевший вскоре после победы Крысолов, навестив Алька и Рыску в замке. К примеру, он рассказал о редком зелёном камне нефрите, что давненько уж практически не встречается на этом материке, но служит носящему его видуну оберегом, хотя и никто не знает, как это действует и почему, откуда в нём такая сила, а большинство записей на эту тему давно утрачено, и потому рядовым путникам о нём ничего не известно.
— Ты бы могла поискать записи об этом в Иргемаджинских библиотеках, так что, если твоего супруга снова туда отправят — поезжай с ним! — посоветовал Рыске учитель.
— Я их языка не знаю, — пожала плечами путница.
— А чего тебе бояться? Савринтарский посол теперь — твоя подруга, она переведёт, а может, и обучит, — усмехнулся старый путник, а Рыска вдруг покраснела: война-то прошла, а вот ревность-то нет!
— Я подумаю. — Она отвела глаза.
— Подумай-подумай. Ведь кто знает, что ещё в этом камне такого заключено? Может, он и дар твой в норму может привести… Кстати, как у тебя с этим?
— Сама не пойму, — призналась Рыска.
— Я бы тебе посоветовал пока что к дару не обращаться, а там… может, и поможет тебе снова зелёный камешек. Как, видать, помог и к Витторе подобраться, и не поддаться ей.
Путница кивнула и подумала, что, пожалуй, не напрасно не стала выкидывать один из крупных осколков, что отлетел от тех, подаренных Мариной и порванных умирающей Витторой бус, и завалился за подкладку плаща, в который она была одета, когда её ранили. Надо, видимо, пойти к ювелиру, заказать для камешка оправу да на шею его на цепочке повесить!..
Да уж: вот она и стала госпожой — столько побрякушек!
— А про мой сон, учитель… что скажете? — осторожно спросила она. — Я ведь в нём целых десять лет прожила и всё помню теперь, до единого слова…
Крысолов вздохнул.
— Скажу, что это был… не совсем сон, доча…
— А что же?
— Дорога, на которую ты могла бы попасть, да божиня, видать, собственноручно отвела. — путник помолчал. — Потому-то и Альк не пострадал и дар не потерял: он ведь и не делал ничего такого…
И Рыска, и сидящий с нею рядом и до сих пор молчавший Альк, не понимая, уставились на него: их старый учитель снова сумел их удивить!
— И не надо делать такие лица, — усмехнулся старый путник, оглядев их. — Я ни щепки не сомневаюсь, что ты, мой лучший ученик, и взялся бы за безнадёжное дело, и сумел бы спасти Рыску, но… тебе не пришлось: успели до тебя.
— Но как это может быть? — недоуменно спросил белокосый. —
Тяжесть ворота я отлично помню: я уверен, что свернул его!
— А думал при этом о чём? — ухмыльнулся Крысолов.
Альк пожал плечами, но, опустив глаза, ответил:
— Первую любовь вспоминал, если честно: она погибла, будучи беременной… из-за меня. — белокосый вздохнул. — Я изо всех сил старался такого больше не допустить!
— Ну вот, всё сходится, сына ты в итоге и спас: то, что Рыску ранили, на него никак не повлияло и не повлияет. А супругу твою, — старик вздохнул, — уже спасли на тот момент…
— Но кто?!
— А вот этого, к сожалению, не знаю, — пожал плечами путник, — но это может быть подвластно тому, кто способен искренне, без какого-либо намёка на корысть пожертвовать своей жизнью. Тут, как правило, и дара не нужно: достаточно очень попросить божиню о помощи, но… получиться такое может далеко не у всех. — Крысолов помолчал, глядя теперь лишь в глаза ученицы. — Кто-то пожертвовал за тебя своей жизнью, доча. Кто-то, кому на этом свете, не смотря ни на что, ты таки была небезразлична. — добавил он.