Страница 6 из 106
Отведя смертельную угрозу, Вильяра мысленно вернулась к этим вопросам, однако задавать их Нимрину было рановато. А вот Латире… Позвала старика в иглу, чтобы побеседовать с глазу на глаз. Старый не кривил душой, не выгораживал себя, рассказывая о неудачной охоте. Да, он — как все они — здорово недооценил беззаконника. Нимрину простительно, он чужак. Простительно было бы Вильяре, любому из молодых недоучек. Но Латире-то все выверты Стурши знакомы!
Да, мудрый тоже умеет стеречь себя, глядя из сна через других двуногих или четвероногих, отчасти подчиняя их своей воле. У Снежных Нор беззаконнику явно служила прошмыга, существо своенравное, мало подходящее для таких фокусов, зато зоркое и сообразительное. А может, и Пурна позвал мудрых не сам, а заманил в ловушку по воле Стурши. Очень уж быстро после этого Пурна помер, подозрительно быстро, будто сновидец выпил из него остатки жизни, умножая свои беззакония. Нет, пока Латира не взглянет на тело, то не скажет наверняка, так ли это. Всё-таки Пурна тяжело болел. Но со слов трактирщика, у которого на леднике прибавился новый мертвец…
А как Стурши ранил Нимрина и безнаказанно ушёл? Как исхитрился? Да так же, как сама Вильяра мгновенно уходит на изнанку сна. Сложнее бить оттуда, почти не высовываясь, но прицельно. Латира давно этого не делал, однако умеет. Многие из мудрых поопытнее тоже могут.
Латира попросту не ожидал столько мастерства, проворства и наглости в недопосвящённом. Не ожидал! А должен был, зная про Стурши всё, что знает.
Слушая Латиру, Вильяра сперва страшно злилась. И на старика, и на себя, что отправила своего воина на эту поганую охоту. А потом снова поймала тёмный взгляд из-под ресниц — теперь показалось, любопытный — и сразу успокоилась. Сказала Латире:
— Ладно, Старый, нечего корить себя. Бывает, и матёрый зверь по белянке промахивается. А тот колдун — вовсе не белянка. Его и Нельмара с Наритьярой боятся. Я думаю, Стурши ещё вернётся за нами за всеми, так постараемся быть готовыми. Научишь меня тем фокусам? Я как раз хочу немного вздремнуть. Как найти и приспособить себе четвероногого соглядатая? Двуногих-то, кроме нас троих, тут нету… Я надеюсь, нету!
— Вот и проверишь, есть или нету. А как? Да так же, как мы зрим иные миры глазами их обитателей. Выверт в том, чтобы не улетать на другую сторону звёзд, не бродить по всей Голкья, а захотеть увидеть себя со стороны.
— Так это же удобнее из призрачного обличья?
— Удобнее и проще. Но призрака почует любой одарённый, или надо мудрёно прятаться. А на белянку или побегайку не обратят внимания. Как мы с Нимрином — на прошмыгу. Правда, Малая, попробуй. Вдруг, у тебя сразу получится? А если нет, то хотя бы отдохнёшь. Я-то всё равно караулю, и за раненым пригляжу.
***
Мудрые беседовали, Ромига слушал. Интересно, но впрок. Он запомнит, а после обдумает. Под бубнёж голосов проще отвлечься от нудной, выматывающей боли, перетерпеть позывы к кашлю. Хватит уже, полезнее отдохнуть.
Сны. Среди прочего, Вильяра с Латирой говорили о колдовских снах. Для охотников сновидения — куда более весомая часть их жизни и магии, чем Ромига привык. На Земле, в Тайном Городе, в Тёмном Дворе предпочитают жить и колдовать наяву. Кое-кто из сильных магов вообще истребил у себя «примитивную потребность, бездарно сокращающую время бодрствования». Их единственный отдых — медитация. Молодой нав подобных высот не достиг и поспать любил. Сны видел яркие, красочные и вещественные: помнится, даже хвастал этим. А попал на Голкья — словно отрезало. Поначалу Ромига опасался встретить на изнанке сна своего неведомого врага и дремал вполглаза. Позже мудрые усыпляли его и таскали за собою «прицепом», и сам он засыпал крепко, терял сознание, даже почти умер — но никаких видений, кроме странного бреда, будто застрял в паутине. Будто утратил некое ценное умение, гораздо ценнее и важнее, чем какие-то там дурацкие сны. Или то и другое — разные части его утраты, без которой Тьма не узнает его и не примет? Сломанной стреле не место в колчане?
От мыслей таких нестерпимо худо. Хуже, чем от раны! Аж дыхание перехватывает, и слёзы опять на глаза наворачиваются. Знала бы Вильяра, какой редкий и ценный ингредиент для зелий пропадает зря, попусту впитываясь в шкуры…
Стоп! Естественно, Тьма не приняла того, кто не завершил свои дела среди живых и, при том, в состоянии выжить. Да, Ромигу многое удерживает в мире: в его родном, а теперь и в этом. Паутина — логичный и внятный образ, чего уж проще! А что он такое, якобы, особенное умел? Оклемается, разберётся. Главное сейчас — правильно дышать, следить за соразмерностью напряжения мускулов, направлять нервные импульсы, ток крови и магической энергии к местам повреждений. Заживление такой раны — тяжкий и кропотливый труд не только для целителей. Эрлийцам он сдал бы себя со всеми потрохами и забылся под «пыльцой Морфея», а назавтра встал бы с койки здоровеньким, подписал счёт и ушёл. Вильяра хороша, но не настолько. Чтобы не учить её потом перекраивать рёбра и мышцы, следи за собою, нав, неустанно! Держи себя сам!
Лёгкая, тёплая рука Латиры на затылке, и то ли в ушах, то ли прямо в голове звучит песнь, которой старик утешал и успокаивал Мули, потерявшую отца. Зоркий, сообразительный! Заметил и понял, что раненого корёжит не только от боли. Досадно, что эта помощь сейчас — тоже не лишняя. Но раз не лишняя, то принимается с благодарностью, и хорошо бы эту благодарность проявить зримо. Ромига приоткрыл глаза, попробовал улыбнуться — губа треснула.