Экстремист

Вторым номером выступал Станислав Куралев. Этот малый служил в войсках спецназначения, то есть в диверсионных. Это отложило на его характер отпечаток — был ехиден и зануден. Все-таки месячные марш-броски на выживание в отрогах Гималаев не морская прогулка на лайнере вокруг света с любимой в одной каюте.

— Держи! — крикнул я и швырнул пустую бутылку, случайно подвернувшуюся под руку.

Испытуемый без труда ухватил посудину за горлышко, поднял к физии, удручающе вздохнул.

— И я в завязке, — утешил его Хулио. — С утра.

Они посмотрели друг на друга, товарищи по несчастью, и, если бы не мое присутствие, уже бы тянули пивко в сельпо.

— Только молоко, — напомнил я всем.

Третий, опередив меня, представился сам: Алеша Фадеечев. Из всей беспечной гоп-компании он выделялся внутренним спокойствием и прирожденной интеллигентностью. Службу проходил в радиотехнических войсках, и один из вопросов к полковнику Орехову был именно по этой персоне: зачем он нам в личку?

— Какая у тебя специализация, Алеша?

— Компьютерные системы.

— Хакер, что ли? — поморщился я.

— Можно и так, — пожал плечами. — Кажется, компьютеры у вас вызывают аллергию?

Я сделал вид, что не услышал вопроса. Хакер же опустился на диванчик, обуреваемый желанием покрутить у виска пальцем.

Четвертым выступил Коля Болотный, доблестно прослуживший в морской пехоте. Я поинтересовался возможностями его легких. Так, на всякий случай.

— Не знаю? — засмущался человек-амфибия. — Долго.

Пятым и шестым были братья Суриковы, постарше — Валера, помладше Олежек. Симпатичные, с прочными славянскими лицами. Внимательные и не суетные. И я знал почему. Оба «работали» на исламской войне. Валера снайпером, Олежек — подрывником. А это такие профессии, которые не располагают, например, к сельхознабегам.

Следовательно, неподдающихся у нас трое: десантник — диверсант морпех?.. Странный подбор кадров у товарища полковника Службы безопасности, специалиста по антитеррору. Странный для обыкновенной личной охраны. Зачем группе хакер или подрывник?

Мои размышления были прерваны мелодичным гонгом. Что такое? Мне объяснили: сигнал к завтраку.

Прием пищи для бойца, как известно, если его даже покрывают матом или фугасами, дело главное.

Поход в столовую напомнил мне пионерский лагерь имени Павлика Морозова. По дорожкам баламутил молодой люд, который был подвижен, легок и физически крепок. «Мои» за три дня обжились и раскланивались, как на сочинской набережной в час утреннего бриза.

Я почувствовал себя старым, сирым, голодным и неуверенным в завтрашнем дне. Если меня наградят (посмертно) бляшкой из алюминия, то это, уверен, не обрадует ни меня самого, ни жену Полину, ни будущего моего ребенка.

Симпатичная официанточка Фора принесла поднос с плоскими тарелками, где мазалась манная каша. Я крякнул: от такой пищи недолго и ноги протянуть. Черт-те что!

— Мальчики работайте ложками, — смеялась девушка. — А то голодные? После работы ножками. Вон Арсенчика угостили дрыном, ай-яя, — и улизнула, егоза.

Неужели спецбойцы улепетывали от механизаторов? Какой позор! Необходимо укреплять не только политическую, но и боевую готовность. И всего за неделю. В таких случаях нужно применять радикальные меры.

Странный коллектив, вспомнил я мысль, которая так некстати была прервана боем гонга. Странный по подбору кадров, товарищ полковник. Зачем личке, например, подрывник? Или снайпер? Или возьмем того же хакера. Лично ничего не имею против научного прогресса, но не понимаю: на хрена нам хакер? Взламывать компьютерные системы Пентагона?

И не ответил на этот вопрос. Перед моим носом оказалось блюдо с блинами. А в блинах — икра из рубиновых зернышек, вкусно лопающихся на зубах. Этот приятный факт меня успокоил. Голод не угрожает. И можно приступать к активным действиям. Теоретического свойства. С физическими упражнениями на воздухе. И продолжить размышления о кадрах, которые, как известно, решают все.

Профессиональный подбор группы такой, будто мы собираемся охранять атомный завод. Или наоборот — брать его. В тылу врага. Тогда кто враг?

Странно все это, Селихов? Неужели втягивают в политическую игру. Нехорошо, если это так. Если со мной хотят поиграть в жмурки, то я не против. Такая у меня профессия: участвовать в детских играх взрослых. Только вот знать бы правила. А если эта игра без правил? Игра без правил это уже игра с правилами, когда знаешь, конечно, что это игра без правил…

— Какие планы, Александр Владимирович? — вопрос Куралева и компот из смородины вернул меня в прекрасную действительность.

— Громадье, — ответил я, поднимаясь. — Час отдыха. И сбор у пальмы.

— А если у артерии водной? — предложил Коля Болотный; ему не терпелось показать свои водолазные качества офицанточкам, намекнувшим о скором присутствии на речном пляже.

— Ладно, — согласился, и только потому, что надеялся на дополнительный пищевой паек.

Выйдя из кафе, мы обнаружили горячее солнце, застрявшее в сосновых кронах. От насыщенного озоном воздуха мне стало дурно. Припасть бы к выхлопной трубе джипа, как к роднику. Нельзя. Нельзя показывать дурной пример молодежи, которая шла по дорожке — парни были молоды и красивы, и верили, что они есть Божье совершенство. Как ошибались. И в этом должны были скоро убедиться на собственной шкуре.

Через четверть часа коллектив отправился к водной артерии, как выразился верно (с точки зрения тактико-технической характеристики) морпех Коля Болотный. Все, кроме меня. Найдя лист ватмана, я принялся составлять План занятий. С учетом климатических условий окружающей среды и физических возможностей членов группы.

Было приятно трудиться в тишине и покое — только иногда теплый ветер заносил с невидимого бережка хохот молодцов и восторженные русалочьи взвизги. А почему бы м мне после трудов да в речной омут. Чтобы там, под корягой, забыться.

И я отправился на отдых и на чистый андалузский песочек. Под термоядерный небесный реактор. На простор речной волны.

На берегу было весело. Все играли в волейбол: и мальчики, и девочки, и даже Хулио, не отрывающий глаз от бюста русалочки Форы. Бюст и вправду был великолепен. Не знаю, на что надеялся мой друг, соперников у него пруд пруди. И каких! Апполону делать нечего. Впрочем, я вижу лишний жирок на торсах атлетов, и отдышечка после кульбитов, и неуверенность при приеме скорого мячика. Нехорошо. Будем работать над собой, друзья, и с этой положительной мыслью ухнул в реку. И уплыл на противоположный бережок, как это сделала ночью молодежь.

Когда вернулся, обнаружил её на песке. Девушки ушли готовить обед защитникам отчизны, а те без должного внимания угасли, точно арбатские фонари в полдень.

Я взбодрил всех сообщением, что в холле находится распорядок дня, вступающий в силу с 16.00. То есть у каждого есть время, чтобы закончить все свои личные дела, как-то написать письмо маме, послать телеграмму бывшей однокласснице, объясниться в любви Форе и так далее.

— Какие будут вопросы? — поинтересовался я.

На меня посмотрели, как на дизентерийного в палате холерных. Кроме Резо. Он, во-первых, знал меня с лучшей стороны, а во-вторых, блаженствовал, причмокивая и мечтая о бюсте нашей отечественной Merlin Monro.

— А у меня нет одноклассницы, — вспомнил Арсенчик, — чтобы телеграмму?

— А вы кололи кирпичи, — поинтересовался я, — головой?

— Ну? Кокали. На показательных выступлениях, — недоверчиво пробубнил десантник. — А что?

— Нет, ничего, — сказал я. — Отправь телеграмму любимой учительнице по литературе.

— У нас учитель был. По литературе. А что?

Я взялся за голову, будто все кирпичи мира упали на мою макушку. К счастью, ребята, похохатывая, увели бузотера. Подальше от меня. Отправлять телеграмму. Любимому учителю словесности.

— Ну как они тебе? — спросил я друга, засыпанного золотым песочком и схожего на мумию фараона Рамзеса, повелителя Солнца.

— О! — задохнулся от восторга Хулио, раб плоти своей. — Какие сиськи! Во!