Страница 15 из 32
Двое вышли во двор, продолжая спорить.
— Ты лжец, Йерве, и обманщик.
— Я не солгал тебе, Гильдегард. Не моя вина, что ты не умеешь выражать свои мысли словами.
— Ты скотина! — воскликнул Гильдегард. — И кретин! Умею ли я выражать свои мысли словами?
— Чего гневаешься? Ты проиграл пари. Смирись и неси мой меч.
— Я не отдам родовой меч дюков Уршеоло лжецу и дармоеду.
Туча пробежала по лицу Йерве — удар пришелся ниже пояса.
До этого самого момента ни Йерве, ни Гильдегард никогда не попрекали друг друга щекотливой темой. Оба понимали, что положение обоих при дюке сомнительно, поэтому избегали напоминать друг другу о шаткой родословной каждого, тем самым сохраняя равновесие и видимость равноправия. Но сейчас равновесие впервые было нарушено.
— Даже те слова, которыми мысли выражаешь, ты не держишь, Гильдегард. Как и положено вице-дюку-ублюдку, — от возмущения Йерве сорвался на шепот.
— Подлец, — перешел на шепот и Гильдегард. — Быть может, я и незаконнорожденный, но мой родной отец признал меня, тогда как твой от тебя отказался, как от дворняжьего щенка, и выбросил за ворота!
Дыхание Йерве прервалось. В глазах потемнело. Ноги подкосились. Никогда прежде не оказывался он так близко к правде, и никогда правда не бывала страшнее. Схватил Гильдегардa за отворот камизы и пригвоздил к стене плотницкой. Гильдегард не сопротивлялся, сам охваченный суеверным страхом, потому что нарушил кровавую клятву.
— Что известно тебе о моем отце? — проговорил Йерве ему прямо в ухо, обжигая дыханием Рока. — Говори, иначе я лишу тебя чресел!
— Ничего, — пробормотал Гильдегард. — Клянусь… я ничего… я просто так сказал…
Но было поздно. Йерве умел распознавать ложь.
— Говори, говори!
— Нет, я не могу… Отец убьет меня.
— Говори, или я сам тебя убью!
— Я отдам тебе фамильный меч, только ни о чем меня не спрашивай!
Опустил Гильдегард голову, проклиная свой болтливый язык. Ни капли гнева в нем не осталось — только страх перед отцом, раскаяние и жалость. К собственному брату, пусть и не кровному, так хоть к молочному. Да и сам Йерве больше не гневался. Выпустил Гильдегарда и осел на обломок древесины — как обмяк.
— Если ты любишь меня, брат, скажи мне: кто мой отец?
Молчал Гильдегард, кусая губы и представляя собственные чресла, висящими на осине.
— Разве может юноша стать мужчиной, не зная, кто отец его и мать? — в отчаянии поднял глаза к небу Йерве. — Нет на свете лучшего отца, чем дюк, но я предпочел бы быть сыном кормилицы Виславы и кузнеца Варфоломея, чем никем. Тебе повезло, Гильдегард, ты сын отца своего, а я — никто.
Гильдегард сел на землю рядом с братом. Что там чресла, если лучший друг считает себя никем.
— Ты не никто, Йерве. И повезло тебе намного больше, чем мне. Ведь ты законный сын Фриденсрайха ван дер Шлосс де Гильзе фон Таузендвассера, отважного маркграфа, воина и рыцаря, огнем и мечом поражавшего восставших, верного друга и соратника нашего отца. Ты сын прекрасной Гильдеборги из Аскалона, последней наследницы трансильванского рода, вся семья которой пала от Черной Смерти, и только она выжила. Чтобы подарить жизнь тебе. А потом сама скончалась.
Гильдегард даже забыл сплюнуть три раза через левое плечо. Уставился Йерве на молочного брата с недоумением:
— Маркграф из Таузендвассера, того самого северного замка, который тысячу дней кряду выдерживал набеги скифов пять столетий назад? Но почему никто никогда…
— Ты плод большой и несчастной любви, Йерве. Твой отец, Фрид-Красавец, слишком сильно любил твою мать, Гильдеборгу Прекрасную. Когда она умерла при родах, он не перенес утраты и сиганул вниз из окна левого флигеля, а замок высок и ров его глубок.
— Так что же… он мертв?
— Он выжил, — вздохнул Гильдегард. — Он все еще жив. Это мне известно, поскольку старый управляющий не далее как в прошлое полнолуние относил ему ренту, отпущенную отцом.
— О, Господи! — вскочил Йерве с земли, заметался между пристроек. — Где он сейчас? Почему я никогда его не видел? Почему дюк от меня скрывал? Почему вы все молчали?!
— Да потому что владыка Асседо велел молчать! И правильно сделал! — Гильдегард вдруг все понял. — Горе тому отцу, который не дорожит собственной жизнью, когда у него есть сын. Сеньор Асседо мудр и справедлив…
— Какая глупость! Какая подлость!
Не находя себе места, Йерве носился по двору, словно пытаясь выпрыгнуть из собственного тела. Гильдегард ступал за ним.