Страница 60 из 61
Вселенная снов была бредовой и нереалистичной, но по крайней мере не лживой и не жестокой, открывала чудесный мир, где можно было действовать, не боясь наткнуться на помехи или неудобное стечение обстоятельств. Макс бродил по своим снам, записывал их, изучал, пытался одно время толковать, но вскоре бросил это занятие, явно выбивающееся из рамок заданной программы концентрации не на реальности, а на снах. Для окружающих он превратился в безмолвного робота, делавшего свою работу и удовлетворявшего свои потребности машинально, на автопилоте. На самом деле, никто даже помыслить не мог, какие страсти порой бушевали в Максовой голове. Он разработал системы контроля сновидений, позволяющие ему удалить слишком реалистичные или мешающие эскапизму фрагменты, режиссировать свои сны. Потом пришли знания об осознанных сновидениях – к тому времени фактически в стене уже не хватало всего одного кирпичика, этих самых знаний, способов углубления, позволявших окончательно замкнуть внимание на сновидении. Но любая система периодически дает сбой. Макс не мог полностью исключить проникновение в сны нежелательных элементов, да и не хотел, так как оные были нужны для хоть какого-то поддержания баланса – идеализация еще никого не доводила до добра.
Однажды таким нежелательным элементом стала женщина, появившаяся во сне две ночи подряд. На третью пропала, на четвертую снова вернулась и сама заговорила с ним. Их общение становилось все объемнее, несмотря на попытки Макса его сдерживать и не подпускать к себе никого даже во снах. На самом деле, сработала естественная издержка системы: во сне он был более расслаблен, не ожидая резких ударов со спины и полной непредсказуемости последствий, как в реальности, и соответственно более уязвим. Заглушенные оробевшие со временем голоса инстинктов неожиданно подняли голову, заползли в систему безопасности и перегрызли тяги сдерживания. Он потерпел поражение. Мелисса смогла превратиться в устойчивый образ и взять его – не в реальности, так хотя бы во сне. Она возникла из сложенных где-то в пыльном углу памяти понятий о женской привлекательности, к которым Макс обращался редко и нерегулярно, а сами понятия нуждались в периодическом обращении, иначе разуплотнились бы и исчезли. Поскольку он не задался вопросом об их уничтожении – а зачем? Должно же быть даже у самого заядлого эскаписта хоть какое-то чувство прекрасного даже по таким вопросам? Должно. Понятия и представления лежали штабелем, пылились и медленно портились, утрачивали четкость. Если бы они не превратились со временем в образ Мелиссы – страшно было бы подумать, что стало бы с ними лет через десять, если, конечно, Макс выдержал бы эту войну с самим собой и со своим животным началом.
Где-то в соседнем чулане сырели и набухали записи потребностей в типично женских качествах, которые формирующаяся женщина из снов в один прекрасный день нашла и приняла к сведению. Так она узнала, чего хотела от женщин сущность Сотовкина, и стала такой, какой ее хотели видеть эти записи. Затем – немного внешнего лоску: крупно вьющиеся волосы чудесного средне-русого цвета, тонкий голос, нежнейшие пальцы с аккуратными ноготками, оригинально-изысканный вкус в одежде. Не помешал и обман нюха – появление Мелиссы сопровождалось во сне каким-то мягким цветочным запахом, и если бы за исследование этого явления взялись оккультисты – непременно причислили бы Мелиссу к суккубам, а может, и к взрослым демонам, а самому Максу прописали бы живительные процедуры по изгнанию беса и возвращению в лоно мира и церкви. То есть – по откату к статусу «несчастный, задолбанный неудачник».
Внешние изменения не заставили себя ждать, он стал еще холоднее и замкнутее, прекратил позволять себе последнюю вольность – оборачиваться на улице на казавшихся симпатичными девушек, начал забывать тревожившие его ранее иногда сны с участием Иветты – кроме нее, им никто никогда не интересовался. Сны с Мелиссой стали регулярными и получили название «сеансов», появилась программируемая память – во сне они помнили, что делали в предыдущих сеансах, и все двигалось к окончательному превращению Мелиссы в четко устоявшийся образ, который художник или писатель непременно, не удержавшись, задействовал бы в своем творческом продукте.
Реальность не прощает. Реальность ударила неожиданно и больно, столкнув Макса с Камелиной. В отличие от снов, где качества объекта нужно продуцировать фактически самому, в реальности делать этого было не нужно: они существовали сами по себе независимо от созерцателя. Конечно, созданная, пусть и неосознанно самим Максом Мелисса во многом проигрывала живой, реальной и действительно обаятельной и приятной Камелиной. Миру угрожал слом. Смена полюсов. Феерический сбой системы безопасности, позволивший бы Максу оставить спродуцированные сериями снов миры в пользу всего одной, пусть реальной, женщины весьма сомнительных приоритетов. Недоверие никуда не делось, даже сейчас Максу временами казалось, что тут все равно что-то не чисто, и что Камелина сейчас не лежит в полусне, периодически переворачивая промокшую от слез подушку, а ставит капканы на других дураков, которыми можно легко и беззаботно поиграть в угоду собственному чувству величия.
Конечно, если бы миры только начинали формироваться, одной улыбкой реальная Камелина превратила бы их в лепешку, в клочок цветного мусора на плоскости памяти, который был бы сию секунду унесен в неизвестном направлении подувшим ветром перемен. Но повезло. Система безопасности, не подпускавшая ни ментально, ни физически посторонних к подсознанию, смогла сдерживать атаку реальности до нужной поры, когда миры уже смогли сами оказывать сопротивление. Сказка Мелиссы не была сказкой. Перед сиреневым облаком побывал хоть раз практически каждый, разве что это его, Максово, подсознание облекло проблему выбора в такую форму, а у других людей и происходило все соответственно по-другому. Смогли ли другие? Он – смог.