Сиреневое облако

- В любви? – переспросил Сотовкин.

- Да. В любви. Теперь ответь мне на один вопрос: я тебе нравлюсь?

- Кхм. В каком качестве?

- Как женщина.

- Нууу… Ты симпатичная. – Сотовкин смущенно разглядывал ее. Платье ей очень шло, не интересуясь отношениями, Макс тем не менее был тем еще эстетом в области женской красоты и с удовольствием созерцал хорошо одетых симпатичных девушек. Густые, мягкого светло-русого цвета мелко завитые волосы вместо обычного хвоста сегодня красиво спадали на плечи, легкий ветер шевелил их, вызывая непонятное желание погладить Иветту по волосам. Тем не менее, Сотовкин держал руки в карманах, зная, что если он и решится на такое, ничем хорошим это не закончится.

- Я знаю. Но я немного о другом.

- О чем? – Макс не понял постановки вопроса.

- Ну, как сказать. Не подумай ничего плохого, но скажи мне: ты вообще собираешься искать себе девушку? Хоть когда-нибудь.

- Э… А зачем?

- То есть? – Она удивленно приподняла бровь.

«Ну вот, - разочарованно подумал Сотовкин, - сейчас она скажет, что я педик и что больше она со мной гулять не будет».

- Ты же знаешь, кто я. Какая у меня может быть девушка?

- У тебя? Вообще-то, любая. Просто они еще глупые. Они все глупые. Не обращай внимания на наших одноклассничков, я больших тупиц еще в жизни не встречала. Моя прошлая школа была намного лучше. Да, говорят, и в параллельных классах все намного лучше.

Цуканова помолчала еще с минуту, потом продолжила.

- Ну, может, не сейчас. Но когда-то же она будет, это несомненно. Есть те, кому интереснее голова и ее содержимое, чем место среди этих шимпанзе в кепках…

- Знаешь, - Сотовкин сорвал с клена связку старых крылаток и начал вертеть в руках, - мне просто как-то совершенно побоку все эти амурные дела. У меня другие интересы.

- И нет девушки, которая тебя хоть мало-мальски интересует?

- Такая девушка есть, это ты, но не пугайся, есть нюанс. Ты меня интересуешь как собеседник. Вот мы с тобой гуляем, разговариваем. Мне больше и не надо. Ты интересная. Ты одна меня поддерживаешь в этой психбольнице.

- А почему я так думаю, - продолжила Иветта, - потому что ты ко всему подходишь как-то очень оригинально. Да, я понимаю, что тебе не до подружек, экзамены и все дела. Но ты мне все-таки скажи: ты действительно настолько холодный или просто стесняешься?

Сотовкин призадумался.

- Наверное, холодный.

- То есть ей придется брать тебя штурмом, как крепость…

- Не придется.

- Почему?

- Потому что я не хочу, чтобы меня кто-то штурмовал, лез мне в душу и вообще трогал. Я не хочу во все это лезть. Я знаю, что я унылый ханурик и никому не интересен, и не собираюсь меняться.

- Я бы так не сказала. – Иветта ласково улыбнулась. – Но спасибо за ответ. Тоже по-своему верная позиция. Может, потом решишь иначе…

- Ты же сама мне говорила, что каждый должен вести себя так, как считает нужным, правильно? Вот и я веду себя так. Я не хочу к себе кого-то подпускать, а тем более сам к кому-то лезть.

- Хорошо. Я тебя поняла. А теперь возьми меня за руку и помоги спуститься, я на каблуках и могу упасть.

После того разговора они шли вместе по улицам всего один раз. Сотовкин все настойчивее приходил к мысли, что ему действительно никто не интересен и не нужен. Ему было непонятно, как так можно сделать – взять и пропустить в душу чужого человека в грязных сапогах. Иветта стала делать прически, носить платья и каблуки, все чаще и ласковее улыбалась, сменила невзрачный зеленый рюкзак на элегантную сумочку, хотя ни с кем не встречалась. Сам же Макс хирел и худел на глазах, месяц с 15 мая по 15 июня всегда был самым пакостным, сезонная депрессия достигала пика в момент годовщины смерти отца – двадцать пятого мая. Отец Макса, Кирилл Сотовкин, сценарист нескольких перестроечных фильмов регионального масштаба и немного писатель, умер еще до его рождения, в восемьдесят восьмом, у него был порок сердца и еще какая-то наследственная болезнь, Сотовкин заметил, что почти все его родственники по линии отца умерли рано и было это в конце весны – начале лета. Он не пошел ни на последний звонок, ни на выпускной вечер, молча пришел и забрал аттестат на следующий день, все лето просидел дома, изредка выбираясь порыбачить на пойменные пруды. Пережевывал саму собой бившуюся в темя мысль – «Никто мне не нужен. Я сам прекрасно проживу один». В десятый класс Макс Сотовкин не пошел и поступил в местный техникум.

Конечно, он и не собирался даже говорить с Цукановой на эти темы, не говоря уже о каком-то сближении даже в качестве друзей: нет, никакой дружбы, просто одноклассники. Но и отрицать, что какое-то влияние эта странная прогулка на него все же оказала, не мог. Иногда Иветта ему снилась, после чего Сотовкин стыдливо пытался выбросить обрывки сновидений из головы по нескольку дней: именно эти сны из-за своего содержания особенно крепко въедались в память – это не какая-то невнятная мешанина из не пойми чего, вылетающая из головы спустя два часа после пробуждения.