Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 87 из 100

Она не хотела умирать, и тем более, не хотела умирать в мучениях. И тогда её посетила безумная мысль: если смерть неминуема, то лучше умереть от руки любимого. Лучше прикоснуться к нему хоть раз. Видеть его глаза, слышать его голос в последнюю минуту. Забрать с собой в небытиё хоть каплю его, нет, не любви, каплю крови, ядовитой для жрицы.

Всё бы могло получиться, если бы не Он. Ей снова несказанно повезло.

И теперь её жизнь принадлежит Ему, до последней капли. Она чувствует его каждую минуту, каждый вдох, каждое биение сердца делит на двоих. И, глядя в зеркала, она видит его взгляд в серых глазах, тоже общих. Двуединое воплощение одного начала, Близнецы, их нет друг без друга. Пусть раньше они не замечали особенной пустоты своего сердца, не могли понять, что за тоска, что за страсть гонит их по жизни. Но теперь всё иначе. Всё изменилось. Отныне они будут помнить, будут знать, что бы ни случилось. Всегда, каждую минуту два сердца бьются в унисон, две жизни идут рука об руку, любящие и любимые.

Его друг помог им, выкрав яйцо из лабораторий. Она осталась на свободе и вернулась на Изнай с победой. Но вот Он… Конклав узнал об их связи — скрыть это было невозможно. И Он решился уйти на Изнай, не ради мести, как думает Конклав. Ради того, чтобы дать их тайне ещё пару дней жизни, чтобы попытаться бежать. Как это наивно! Святой Страж не сможет покинуть Изнай через портал, созданный жрецами. Значит, они должны будут либо вернуться к Стражам, либо предстать перед жрецами. И сдаться жрецам или Стражам означало бы навсегда потерять свободу. Что же делать?

С той самой минуты, когда Он предположил, что ему придется прийти сюда, она искала возможность выбраться из ловушки.

Ей повезло.

Тайные уже давно пытались найти жреца, создающего нелегальные порталы для контрабандистов. И теперь это дело поручили ей. Никогда ещё ей не приходилось работать так самозабвенно, с таким рвением. Она не спала ночами, рылась в архивах, хваталась за каждую ниточку, каждую тень, сама уже не понимая, что ищет. Но в результате ей удалось найти пару косвенных признаков, сущих мелочей, которые присутствовали каждый раз, когда удалось зафиксировать нелегальный портал. Удивительно, но заметить эти мелочи мог только тот, кто близко знал жреца. Точнее, пожилую жрицу, которая обучала её несколько лет. Сайи Арай сама называла это ароматом колдовства. Она долго пыталась привить своим ученицам умение чувствовать этот аромат, и надо же такому случиться, что единственная ученица из их группы, которой удалось освоить этот навык, благодаря ему поймает жрицу.

Она не стала сообщать о своём открытии Тайным. Теперь у неё появился шанс на бегство, и она не собиралась его упустить. Она пришла в дом бывшей наставницы, одна, оставив все знаки отличия Тайных, чтобы не возникло и тени подозрения о том, что это ловушка. Она сказала пожилой жрице, что узнала её аромат, но не выдаст её Тайным, если та поможет ей и её любимому бежать с Изнай. И Сайи согласилась, заметив, что если такая приметная девушка хочет покинуть Изнай без проблем, ей придется сменить внешность, в чём она, так уж и быть, поможет. Это казалось логичным, и уж точно бы помогло Ему, поэтому она рассказала о том, что её возлюбленный ещё более примечателен, чем она, и договорилась с пожилой жрицей о том, что она поможет им обоим измениться.

Оставалась только одна деталь. Святой Страж не мог вынести того, что ему придётся участвовать в колдовстве жрицы. Это было у него в крови, и лишение статуса Стража тут не помогло бы. Это означало, что Он не должен знать о том, что им придётся прибегнуть к помощи колдовства вплоть до самого последнего момента. Но она нашла решение этой проблемы.

 

***





 

И вот, наконец, дом, где ждала его жрица. Он спрыгнул в пустынный переулок, еще раз внимательно огляделся по сторонам, и, не заметив никого, открыл дверь. Она обернулась, когда он вошёл. В её серых глазах отразилась любовь и радость, и тревога, и тонкая тень вины. Почему именно вины, додумать он не успел. Что-то тяжёлое рухнуло сзади на голову увлёкшегося встречей с любимой воина. И наступила тьма.

 

Когда он очнулся, два раба-ройя привязывали его ремнями к какой-то лежанке. Он попытался дёрнуться, но ремни держали прочно. Ройи отошли, и он, умерив свой гнев, уголком глаз увидел, что она лежала рядом с ним, также, зафиксированная ремнями.

— Верь мне, — прошептала она. — Верь мне, так нужно. Иначе нам не сбежать.

Тёплая волна разлилась по его сердцу от этих слов. И он поверил, как всегда, целиком и полностью погружаясь в их любовь, их единство. Иначе он не умел. Он не беспокоился, когда сверху на них полилась тёмная скользкая жижа. А потом пришла боль.

 

Боль ослепляла, лишала дыхания. Он не знал, кричит ли, не слышал, кричит ли она. Он чувствовал только боль. Тьма вгрызалась в его тело, плавила его, меняя его форму, превращая его в свое подобие, подчиняя себе. Тьма отбирала чувства и мысли, даже страх. Тьма пожирала его, переваривая в себе, так, что он даже не мог понять, кто он такой. И существует ли он, или уже мертв. Тьма и боль стирали его, как волна стирает рисунок на песке. Где-то рядом в плену тьмы бился кто-то ещё, какое-то тепло, похожее на него, кем бы он ни был. Он потянулся к этому теплу всем, что осталось от его исковерканного существа, рискуя не успеть, кануть в небытие раньше. Он он успел, тепло потянулось ему навстречу, и они слились.

Они были рождены близнецами. Две части одного целого, две души, связанные навеки. И старая карга, решившая ставить свои безумные опыты по превращению именно на них, жестоко ошиблась, превращая их вместе.

Они восстали из тьмы и боли. Скользкая жижа скатывалась с их тел. Ремни то ли растворились, то ли не выдержали их судорог. Они вставали нагие и растерянные как при рождении, только внутри их сиял один на двоих свет. Их существа, их личности не удалось поглотить тьме. Последним рывком они успели объединиться, и то, что когда-то было двумя, слилось воедино, и смогло выжить. Они стояли перед жрицей. Их тела и лица изменились став телами найев, только глаза обоих оставались серыми. Жрица дала им тела марионеток, послушные её воле. И, если бы превращение прошло так, как задумывала она, внутри они также были бы её покорными рабами.