Разлуки и встречи

Она проснулась только к вечеру. И снова Мику пришлось кормить её с ложечки. Однако на этот раз между ними не было произнесено ни слова. Мик чувствовал себя неловко, но решил пока не беспокоить девушку, отложить разговор до лучших времён. Он сам не мог сказать, что было причиной его робости: их общая память, доступ к которой он получил, открытие того, что так манивший его город был её отражением, или внезапно появившееся у него чувство. Но говорить об этом он пока что был не в силах.

Кроме того, его смущало то, что он увидел на пустыре. С одной стороны, любому было бы понятно, что в теле Анариэль там действовал кто-то другой. Но, в то же время, Микаэль мог поклясться, что было в этом что-то знакомое. Осанка, скупые, властные жесты, и ещё что-то неуловимое, но вызывающее как будто зуд по всей его памяти. Кто это был или что это было, он не смог бы сказать, но то, что он уже видел этого кого-то или что-то в действии, было совершенно ясно.

Поэтому в эти дни ему хотелось просто быть рядом с ней, просто знать, что она рядом, это успокаивало его, помогало не сойти с ума от всех свалившихся на него событий. Ему нужно было время, но вот времени у него уже не было.

На этот раз дочь ветра быстро шла на поправку. Уже через пару дней силы вернулись к ней. А Микаэль никак не мог решить, с чего же начать разговор.

Он стоял, как и при их первом разговоре, прислонившись к стене спальни. С ног до головы одетый в чёрное, только на рубашке алел нарисованный тонкими линиями феникс, руки скрещены на груди — не человек, а памятник высокого искусства. Анариэль сидела на краешке кровати, сосредоточенно изучая музыкальный центр. Радио на этот раз работало исправно, играя какой-то фолк, и красивый женский голос пел о воплощении мечты в реальность, весьма кровавом и трудном, но осуществимом. Микаэля передернуло, когда строки песни резанули по памяти о чужом сне:

«Кровь делю на двоих без слов,

Почернеют снега к весне…»

Может быть, это ему только показалось, или Ани тоже вздрогнула. Неважно, надо было всё-таки заговорить.

— Знаешь, встреча с тобой перевернула мою жизнь, — банальное начало, но лучше, чем ничего.

— А мою чуть не оборвала, — тихо ответила девушка. — Но это уже не имеет значения, потому что я скоро уйду. И, может быть, никогда больше не вернусь в этот мир.

Вечная невозмутимость и выдержка Мика дали трещину. Но ни он, ни она не заметили, как резко стемнело за окнами, как маленькие чёрные молнии змейками поползли по углам комнаты.

— Но ты не можешь так просто уйти. Я… Я люблю тебя! — Микаэль никогда раньше не повышал голоса, а теперь он почти кричал.

Она наконец-то посмотрела на него. С сожалением и прохладой, как смотрят на игрушку, сломавшуюся сразу после покупки.

— К сожалению, это всего лишь следствие моего проклятия. Я думала, что погибаю, и любой ценой хотела разорвать образовавшуюся между нами противоестественную связь, хотя бы и после смерти. Однако мне удалось выжить, и ты можешь быть уверен, я не настолько глупа, чтобы оставаться в ловушке, — её голосом можно было бы заморозить пару небольших пустынь. Хотя где-то в глубине его слышалась трещинка, из которой капала свежая кровь, но Мику сейчас было не до тонкостей слуха.

— Разве может любовь быть проклятьем? Неужели ты не видишь, мы с тобой одно целое? — в глазах Мика плясали алые огоньки, а под потолком закружилась неяркая красная бабочка. Его новообретенное сердце рвалось в клочья от этого разговора. Ах, насколько иначе он представлял его! Он думал, она обрадуется тому, что он разделяет её чувства, что они будут, как в дурацкой сказке, жить долго и счастливо. Он и подумать не мог, что ему придётся разговаривать с незнакомой ледяной ведьмой, которой все его страдания безразличны, да и он сам — пыль под ногами, не более.

— Нет, я больше ничего не вижу и ничего не чувствую. Я ухожу, Микаэль, спасибо, что спас мне жизнь и исцелил меня, но я больше не могу находиться здесь, и нас больше ничего не связывает. Если сможешь, прости мне ту ночь. Я не смогла удержать свой дар памяти, и он ударил по нам обоим, — Анариэль снова отвернулась.

Они молчали. Как будто весь мир накрыло пеленой мертвой тишины, даже музыка играла еле слышно. Здесь и сейчас для Микаэля заканчивалось всё. Он, наконец-то, обрёл смысл жизни, полюбил, увидел возможность выйти за пределы мира, который он уже перерос, — и всё это рухнуло в один момент. Пусть она уйдет, это ничего, она и раньше уходила. Он уже привык догонять её, идти по её следу. Но только раньше между ними не было такой непреодолимой стены, её ненависти. А она его именно ненавидит сейчас, его и себя, и не может простить свою слабость, поставившую её на край гибели. Он знал всё, что она чувствовала сейчас. Ему не нужно было даже задавать вопросы и слышать её ответы. Она этого не видела, но между ними появилась связь, точнее, она была и раньше, только в этот момент она стала почти физически осязаемой, и он чувствовал эту связь всем своим существом. Он видел связавшую их по рукам и ногам, опутывающую их тела нить, понимая, что ни он, ни она, ни кто-либо другой не в силах уничтожить её, не уничтожив их. Но сейчас это вдруг утратило смысл, потому что она не хотела, чтобы эта нить существовала, а, значит, для неё она была неощутима.

Девушка резко поднялась и, не оборачиваясь, вышла из комнаты. Хлопнула дверь, и её шаги растаяли в этом мире, появившись на тропах ветра.

Микаэль так и стоял у стены, похожий на каменное изваяние. Краски покинули его лицо, глаза зияли двумя чёрными колодцами. Тонкая серебряная дорожка рассекла антрацитовую тьму его волос.

А в динамиках агонизировала умирающая песня:

«Ты не проиграл — небо удержал на плечах своих.

Ты не победил, и лететь нет сил, и дышать нет сил».