Москва-Обратная

— Знаешь Передние Ворота в Коломенском? — Саша кивнула. — Рядом с ними изначально стояли четыре механических льва. Они двигались, рычали и дышали огнём, когда гости подъезжали к воротам. Дух этих львов — мой отец. А моя мать — полудница. Из молодых, которые появились уже после того, как овраги Коломенского отошли Холмам. Потому-то они с отцом и нашли общий язык: он уже устал от традиций Обратного города, её ещё интересовало всё новое.

— Они до сих пор вместе?

— Нет. Разошлись сразу после того, как я родился. — Лев рассеяно махнул рукой, словно бы расставание его родителей было скучнейшей вещью на свете; Саша по себе знала, как глубоко в мозгах сидят подобные защитные реакции, и не стала комментировать. — Но со смешанными парами всегда так. Это нормально.

Вот именно.

Не давая Саше задать следующий вопрос, Лев взглянул на часы и деловито произнёс:

— Мне пора. Тебе, кстати, тоже. Если мы хотим завтра всё успеть, то встать надо будет, как только первопроходец закончит маршрут. Я подниму тебя в шесть.

Обсуждений решение Льва явно не подразумевало. Саша проводила его до дверей и пообещала никому не открывать до самого утра, а так же немедленно звать на помощь, ежели чего случится. Почему-то рутинный обмен номерами мобильных телефонов заставил Сашу нервно хихикнуть. Поцарапанный смартфон Льва с трещиной в уголке экрана никак не вязался с ребёнком механической статуи и древнеславянского духа.

Ушёл Лев опять почему-то босым.

Саша честно думала, что после такого вечера ещё долго не сможет уснуть: ей по меньшей мере требовалось обдумать услышанное. Но попытка разложить информацию по полочкам закончилась тем, что по голове заметался рой разрозненных мыслей. Против собственной воли Саша цеплялась за всякие мелочи: невыговариваемое имя напавшей под аркой нечисти, образ весеннего Коломенского с его недавно укреплёнными оврагами, всё те же злополучные ботинки Льва. Существование неких мистических, а то и откровенно магических изнанок Москвы — вдобавок родины Сашиной матери — оставалось голым фактом. Он напоминал брошенный в ручей булыжник: и до, и после него вода продолжала течь, как и текла.

А ещё Саша никак не могла точно вспомнить момент, когда же именно она поверила Льву.

Саша проснулась посреди ночи, схватившись за истерично колотящееся сердце и задыхаясь. Она не помнила, что ей снилось, хотя кошмар оставил после себя почти реальное ощущение давящей на грудь тяжести. Царящие в комнате вязкая духота и темнота — по настоянию Льва Саша задвинула шторы и закрыла окна, — лишь сильнее размывали границу между сном и явью.

Электронный циферблат часов на прикроватной тумбочке показывал четверть второго. Разодранное плечо, потревоженное резким подъёмом, дало о себе знать вспышкой жгучей боли. Саша слепо нашарила оставленное под рукой обезболивающее, но не нашла воды. Пришлось идти на кухню, непривычно светлую после темноты спальни. Фонарь бил прямо в окно, не спасали даже полуприкрытые жалюзи. Раздвинув парочку лент, Саша нерешительно выглянула на улицу.

Льва она увидела сразу. Он сидел на скамейке перед подъездом, ссутулившись и поджав босые ноги — напоминая спящего. Затем Лев пошевелился, резко вскинул голову и посмотрел прямо в окно. Осознание, что за ней присматривают, успокоило Сашу, чуть ослабило тяжесть в груди. Размеренная тишина ночного двора по-своему убаюкивала: мерцали подъездные фонари на противоположном конце дома, ветер играл ветвями приютившегося у стены палисадника, низкая луна одинокой копейкой висела над самой крышей…

Саша не знала, сколько времени она вот так бездумно таращилась за окно. Только почувствовала, что выкинуло её из транса так же резко, как и раньше из сна, а к бешеному сердцебиению добавился редакторский зуд. Не такой сильный, как накануне под аркой, но Саша всё равно испугалась. Она метнулась в комнату за мобильным, дрожащими руками нашла контакт Льва. Он ответил сразу, Саша даже не успела вернуться к окну.

— Они здесь, — испуганно выпалила она в трубку. — Я… чувствую. Как днём. Они…

— Всё в порядке, — спокойная уверенность в голосе Льва напоминала его физическое присутствие, тёплое и успокаивающее. — Я знаю. Не волнуйся, я с ними разберусь. Тебе ничего не угрожает.

Тяжело выдохнув мимо микрофона, Саша вновь выглянула на улицу. Теперь Лев стоял на самом краю тротуара, всматриваясь в неосвещённую часть двора. С мобильным у уха он походил на припозднившегося пятничного гуляку, в темноте потерявшего своего приятеля.

— Иди спать, Саш, — слова прозвучали не просьбой или приказом, а скорее мягким упрёком. — У нас впереди очень долгий день.

Повесив трубку, Лев не стал оборачиваться и проверять, послушалась ли его Саша. Наоборот, он убрал телефон в карман плаща и решительно двинулся вглубь двора. Несколько минут ничего не происходило, и Саша вновь ощутила подступающую к горлу панику, как вдруг что-то зашевелилось на детской площадке.

Лев (освещения не хватало, но высокая массивная фигура двигалась с уже ставшей знакомой плавностью) тащил кого-то по земле. Несмотря на крошечные размеры этого «кого-то» — Лев управлялся с ним одной рукой — тот всё равно яростно сопротивлялся, пытаясь вырываться. Даже до Сашиного третьего этажа доносились бессвязные гневные вопли; красноречивость интонаций с лихвой компенсировала невнятность слов. Возмущение, ярость, страх… Кем бы ни был их ночной гость, на праведное негодование он не скупился.