На осколках гордости

— Как знаешь, — сказал он и неспешно пошел рядом со мной. Тряхнул головой, но налипшие волосы так и остались на щеке. Я заступила ему дорогу, вынудив остановиться, и аккуратно убрала локоны за уши. Он еле заметно улыбнулся и продолжил путь. — Спасибо. Можно убить быстро, одним ударом. Так казнят тех, кто умирает от неизлечимой и заразной болезни. Редко жизни лишают преступников, чаще их изгоняют, еще чаще отправляют в опасные регионы на принудительные работы. А в культах жертву убивают медленно, болезненно. Что по-твоему более жестоко: снимать кожу живьем или ударить острием прямо в сердце?

Я скривилась, даже не собираясь выбирать. Оба метода неприемлемы, но спорить без толку.

— А как же васоверги с их жатвой? У них сухая земля.

— Они дети ярости, — напомнила Елрех. — Каждый рассвет васоверги проводят ритуал, с которым отвергают жалость неба и признаются солнцу в будущих убийствах.

Про опасные работы вместо тюрем я мельком узнавала, еще когда посещала библиотеку мудрецов, но особого значения этой теме не придавала. А где в Фадрагосе безопасно? Зато от преступников хоть какая-то польза. Еще Елрех вчера перед сном заполнила некоторые мои пробелы в знаниях. Изгой, с терпимой провинностью, получал клеймо преступника только после третьей поимки в запретных для него регионах. Убийц не изгоняли, их быстро судили: одних — клеймили и отправляли в закрытые регионы на пожизненный тяжелый труд, вторых — лишали жизни после заката.

— Почему девочек мучили перед смертью? — все же спросила я. — Удар в сердце — милосердно для них?

Кейел нахмурился, бросив на меня беспокойный взгляд, но ответил без заминки:

— Они покушались на почтенную, а затем... — замялся, но я и так помнила, что вина на мне.

— Порадуйся за них, — встрял Ромиар, останавливаясь на залитой солнцем поляне и оглядывая ее. — Им подарили смерть, пусть и с луной. Если до этого они не совершали других преступлений, значит, души не черные. Рано или поздно солнце заберет их к корням древа Жизни.

— И это повод для радости? — изумилась я. А ведь думала, что меня больше ничего не удивит.

Ив переминалась у сырого бревна, а затем все же решительно села на него и с шумным выдохом вытянула ноги. Ее голос звучал тихо, приглушенно, но радовало, что она вообще, наконец-то, заговорила:

— Асфи, чем дольше жизнь, тем больше черноты накапливает душа. Злейших преступников не казнят, а запирают с такими же преступниками в пещерах, в закрытых лесах, сгоняют на опасные участки. С рассвета они работают, чтобы надзиратели оплатили их труд кормом. Сколько наработали, столько хищников после заката к ним запускают, а там кому как повезет. Мясо хищников — пропитание, а кости — оружие. Дожди в тех регионах тоже идут часто. Небо слепое, оттого полагается только на эмоции и чувство. Оно всех жалеет и укрывает от гнева солнца. Преступники пользуются этим, чтобы не умереть от жажды. Убивают друг друга ради куска мяса, ради глотка воды. — Подняла на меня синие глаза, поправила на плече черную косу, а затем добавила: — Ради себя. При такой жизни их душа никогда не опустится к корням древа Жизни. Она останется под присмотром луны. Они знают об этом, поэтому у них есть выбор: можно принять смерть, пожертвовать собой, накормив не только хищников, но и остальных, а можно самому стать животным. У них есть выбор. И только трусливый выживет, но его душа будет наказана вечными скитаниями и голодом.

Я устало опустилась на сырое бревно рядом с ней. Выносливая Елрех расчищала поляну, Роми отправился к ближайшему озеру, а Кейел — за хворостом для костра. На сухие ветки рассчитывать было бы глупо, если бы Вольному не покровительствовали Мивенталь. Лесные духи вели его так, что даже Ивеллин порой удивлялась, не чувствуя местности так хорошо, как он.

Видимо, активную и разговорчивую эльфийку замучило долгое молчание. Не дождавшись от меня ни слова, она сама негромко продолжила тему:

— Тем, кто оступился, но заслуживает прощения, позволяют смыть черноту, пока не поздно. Изгоев прогоняют, чтобы они в своих скитаниях могли побороть ненависть, жадность, тягу к обману и насилию. Так у них есть шанс смыть черноту еще при жизни. Тех, кто оступился непростительно, но впервые, казнят. Их чернота никогда не отмоется, как бы они не старались. Поэтому им помогают. Они унесут черноту с собой к корням, но ее слишком мало. Небольшая ветка обломается, но чистая половина души, светлая, неоскверненная, позволит вырасти новой ветке.

— Почему ты ушла? — перебила я.

В день, когда мы оставляли позади жизнь небесных и почтенных, Роми и Ив догнали нас у священного кольца. Ромиар злился на Ив, но радовался, обнимая Елрех. Как выяснилось позже, она не смогла попрощаться с ним, и он боялся, что больше ее не увидит. Бледная как смерть Ив молча ухватилась за локоть Кейела, позволяя увести себя куда угодно. Гильдейского знака при ней уже не было. На следующий день она спросила лишь, отправимся ли мы на север, но сама вопросы игнорировала. Ромиар тоже молчал.

И вот сейчас она сжала кулаки и, твердо глядя перед собой в пустоту, сказала:

— Они заперлись в кабинетах и полагаются только на бумаги. Северяне присылают отчеты, рисунки, кровь… Соггоры много чего присылают, но этого недостаточно, а Аклен’Ил даже слышать не хотят, чтобы самим отправиться на север. Беда касается и местных поселений, но кровавый знак едва заметный. На севере он гуще, свежее! Враг скрывается там. Его нужно отыскать, поймать и… — с шумом втянула воздух. — А они сидят в кабинетах и только спорят.