Валерия

— А иди на… — рявкает юбиляр на пылающую гневом супругу. Но слышит ли она совет, сказать трудно. Залакированные локоны уже блестят в толпе у сцены. Возможно, парочка буклей уже отстегнулась и поскрипывает под ногами зрителей, тянущих руки к артистам.

Но козырное место супруги влиятельнейшего в стране человека пустует не более двух минут. Из тени возникает тёмная фигура изящной женщины в платье в пол и проскальзывает к столу. Она устраивается рядом с виновником торжества, который обхватил голову руками и не ликует с гостями, а со сцены слышится новый перебор прославленных струн.

— Баллада посвящена тебе. А ты не аплодируешь? — негодует изящная женщина, раздвигая перемазанные помадой бокалы перед собой.

— Но ты ведь не выступала, — резко возражает юбиляр, поднимая голову. — Где же твоя главная роль?

— Ах, ах! — смеётся изящная женщина. Алым шёлком вышитая роза нежится на её плече. — А вот сейчас и мой выход, драгоценнейший юбиляр!

Она не встаёт — воспаряет над столом. Глаза пылают адским огнём, волосы цвета седой платины зависают в воздухе, отравленном коньяком.

— Что тебе нужно?! — Он подскакивает, на его шее вздуваются жилы.

— Это ведь ты убийца, — произносит она. — Ты-ы убийц-ца, — серебрится её голос. — Ты убил её. Ты…

Его глаза расширяются до размеров Вселенной. Его глаза пожирают собственные зрачки, но карательница не унимается. Кажется, её услаждает раздавленное могущество влиятельного человека. «Ты, ты... ты», — отражается от стен.

— Какой же ты мелкий, жалкий… — с облегчением вздыхает она, усаживаясь за стол. Он падает на своё кресло. — Ну вот, мой дебют успешнее, чем ожидалось. Засим и раскланиваюсь. — Карающая женщина встала, и зимний холод объял поверженного в этом словесном бою, казалось бы, столь влиятельного человека. — Да, ещё кое-что, так, постскриптум, чтобы не было повода для новых встреч, — сказала она, заряжая последний патрон. — Тогда… ты убил ещё одного человека. Маленького человечка, своего ребёнка.

 

V

Алла, по родному отцу Геннадьевна, шла не чуя ног. Каблуки ли, балетки ли, даже ролики — не имеет значения для женщины, выполнившей миссию. Ей даже казалось, что волосы стоят над головой, будто она погружается на дно моря. Лесной воздух дарит ей глубокий долгожданный вздох. «Счастье — это когда легко», — уверяет себя она и поднимает руки к зияющему лоскутку неба, откуда стекает ночь.

Шорох около тёмной, как ночь, машины останавливает её.

— Как они поют. Как поют! Я наслаждалась. Так близко и так мило сердцу, — говорит молодым голосом женщина с длинными волосами, и Алла тает от умиления. Рядом с женщиной двое или трое. Алла, затаившись в укрытии террасы, щурится: статные мужчины, высокие. Один из них, на вид юноша, хмыкает:

— Поэтому мы должны были три часа терпеть твою мачеху. О боги! Какие счастливые Егор и Димка! Я один за всех отдувался!

— И правда, зая, лучше бы я в прятки с детьми поиграл. Столько времени убили, — произносит второй и лезет в карман.

— Эгоисты! — восклицает женщина, и по её волосам пробегает волна. Звякают упавшие ключи. — Я, по-вашему, из дома не имею права выйти? Моя любимая группа! Эгоисты.

— Помню времена, тебе нравилась другая группа и другая музыка, — говорит второй и наклоняется, рука его тянется к связке ключей.

— Да мама вообще в музыке не сечёт, — возражает первый и в мгновение ока подхватывает ключи. — Вот ты, папа, и правда звезда. Твоё соло из Motörhead самое крутое.

— Молодец, сын, — отец хлопает его по плечу. — Садись за руль, а мы с мамой — на заднее сиденье. Я её успокою.

— Да я с вами вообще никуда не поеду! — вспыхивает женщина и резко отскакивает от машины.

— Мамуль, зато ты красавица. Меня девушки к тебе ревнуют.

— Меня тоже девушки ревнуют, — подтверждает второй и подхватывает свою женщину на руки. — Не поедешь — я тебя на руках понесу.

Сердце Аллы забилось птицей.