Карьеристка

– Заткнись! – сказала ему, сжимая руки в кулаки. – Пожалуйста, заткнись.

Он замолчал, и в квартире повисла хрупка тишина. Я пыталась совладать со своими эмоциями, которые снова всплыли на поверхность. Я ведь думала, что поставила точку, а оказалось лишь многоточие, которое сейчас превратилось в запятую.

Сама виновата. Надо было рот держать закрытым, а не лезть с расспросами о чужой семье. Вот уж действительно – дура! Тогда я решила рассказать всё общих чертах, чтобы он от меня отстал.

– У меня не было настоящей семьи. Отец умер, бабушка ненавидит, а матери я вообще жизнь сломала, так что я думала, что если сделаю шикарную карьеру, буду много зарабатывать, меня всё же полюбят.

– И?

– Мама сказала, что теперь любит, – вспомнила я наш последний разговор. – Только поняла она это, когда младшего брата родила, но мне не это нужно было. Я… я хотела, чтобы она меня признала… я ведь всё детство пыталась заслужить её любовь… и работая дни и ночи напролет…

– И даже сейчас? – прервал он мою речь. – Ты ведь так и продолжаешь работать?

– А что мне уволится что ли? – фыркнула я. – И на что жить тогда?

– Я не об этом, – вздохнул он. – Я хотел сказать, что ты до сих пор этим живёшь?

– Приоритеты поменялись, – сказала ему. – Иначе бы я и не уволилась с той работы.

– И что теперь для тебя важно?

Я пожала плечами.

– Я не знаю, – отрицательно покачала головой. – Просто живу, хожу на работу, делаю домашнюю работу, иногда встречаюсь с подругой.

– И нет никакой мечты?

– Я мечтала о кресле главного редактора – я его получила.

– А как же там семья, дети? – затронул он ещё одну больную тему.

Я скривила лицо. Вот что за человек, а? За каких–то полчаса всю душу наизнанку вывернул!

– Все женщины мечтают о детях!

– У тебя неверные данные,– заверила его.

– Не все? – с сомнением спросил он. – А как же материнский инстинкт?

Я пожала плечами, развернула одну шоколадную конфету и отправила её себе в рот.

– Я с детьми не особо контакт нахожу, и любви к ним не испытываю. И вообще, это всё как–то не для меня. Я не вижу себя в роли матери, а с некоторых пор и в роли жены. Я – самостоятельная, независимая женщина. Я сама себя обеспечиваю и решаю свои проблемы. К чему мне кто–то ещё?

Дима смотрел на меня как на инопланетянина, а в его глазах я видела сочувствие и грусть.

– Вот только не надо жалеть меня! – сказала ему. – Я прекрасно со всем справляюсь! Твоя жалость мне ни к чему!

В глазах его мелькнула решимость. Он быстро взглянул на часы и твёрдо сказал:

– Поехали.

– Куда? – не поняла я.

– Как куда? К моим родителям. Или ты забыла уже?

Две чашки с чаем, ваза с конфетами и блестящая обертка так и остались неубранными на кухонном столе.

***

Всю дорогу мы молчали. Я смотрела в окно на проезжающие мимо машины, на людей, на дома, на бродячих животных. Вспомнилась старая дворняга из парка, которую я угостила пончиком. И я сама почувствовала себя старой побитой собакой, пусть я и жила в тёплой конуре и ела вкусную еду, душа моя была вся изрыта и изъедена, словно серной кислотой плеснули.

Отвратительное состояние: слабость и апатия. Снова.

Я ругала себя за то, что снова позволила себе раскрыться перед мужчиной. Теперь чужим мужчиной. И если Андрею я доверяла, то почему сказала ему?

Дима смотрел на дорогу, поглядывая на зеркала. На меня не смотрел. Он ещё во время нашей второй встречи ясно дал понять, что как женщину меня не рассматривает. Ведь стал бы он тогда врать родителям, что у него есть девушка?

– А почему у тебя нет девушки?

– Да как-то не сложилось, – ответил он после недолго молчания.

– Ты мои секреты знаешь, – настаивала я.

– Ладно, – буркнул он. – Хочешь знать? – и выпалил. – Я был женат.

– Даже так? – удивилась я. – И в чём причина развода?

– Измена, – сухо сказал он, скорее даже выплюнул, будто пожалел, что вообще сказал это слово.

У меня в груди шевельнулось сочувствие.

– И давно это было?

– Шесть лет назад.

Ого!

– А дети у вас были? – осторожно спросила я.

– Не было, – ответил немного резко. – И хорошо, что не было. Она бы меня начала шантажировать.

Мы помолчали, а потом он начал рассказывать.

– Я познакомился с ней в университете на третьем курсе. Моим родителям она не нравилась. Они считали её поверхностной и легкомысленной. Мать с ней не ладила. Обвиняла в мотовстве, а мне нравилось тратить на неё деньги. Зачем их тогда так много, если не тратить на любимую женщину? И я тратил. А потом пришёл домой, услышал голоса из спальни.

Он сжал руками руль, устремив взгляд только на дорогу. А там за окном проносились чужие автомобили. Я заметила, что стрелка на спидометре перевалила за цифру сто.

– Для меня она была особенной. Другие девушки на её фоне просто меркли и казались какими–то однотипными и скучными, а она ворвалась в мою жизнь яркой птицей.

Он снова замолчал. Я смотрела на него, и вдруг увидела совсем другого человека. Не успешного бизнесмена в костюме, а именно человека, который тоже получил пощечину от жизни и от этого вдруг стал на шаг ближе.

– И ушла она из моей жизни тоже эффектно, – добавил грустно он, и машина начала снижать скорость.

– И ты больше ни с кем не встречался? – мой голос прозвучал громко.

– Нет, – всё так же смотря на дорогу, ответил он.

Я отвернулась к окну, чувствуя знакомую боль, а ещё сочувствие. Но пожалеть его сейчас, значит признать его слабым. А какому мужчине понравится быть слабым, тем более с его габаритами? И я молчала, разглядывая в окно людей, машины, дома.

– Откровение за откровение, – сказал он уже нормальным тоном без боли в голосе. Я натянуто ему улыбнулась.

– Жалеешь меня? – спросил Дима.

– Нет, – соврала я.

– Жалеешь, – сказал он. – Мне тебя тоже жалко.

Я ничего на это не ответила. Хотелось домой, лечь в кровать и поспать, но вместо этого сижу в его машине в этой дурацкой юбке.

В машине была какая–то особенная атмосфера. Закрытое пространство, я и он со своим грузом из прошлого, как два оголенных провода. Вот–вот и заискриться. Но не искрило. Всё будто замерло во времени, и только картинка за окном менялась.

Дима пару раз ткнул пальцем в бортовой компьютер, и заиграло радио, разгоняя вязкую тишину.

– Ты тоже это чувствуешь? – спросила его.

– Да, – ответил он, переключая радиостанции.

– Это ведь просто ужин, да? Никаких тебе обязательств? Просто ужин на один вечер, а потом снова разбежимся?

Дима посмотрел на меня.

– Потом ты меня бросишь, – поучительным тоном сказал он, напоминая мне основной сюжет нашего постановочного цирка.

Я покачала головой.

– Да нормально всё будет, – пытался он меня успокоить. – Просто будешь сидеть рядом, а я буду отбиваться от вопросов. Мне главное, чтобы они убедились, что Эмма реальная.

– Чувствую себя актрисой из дешевого театра, – сказала ему. Душа требует белую рубашку и нормальные брюки на худой конец, а на эту дурацкую ортопедическую обувь без слез не посмотришь.

Сам же Дима был одет в джинсы и коричневую водолазку, волосы аккуратно причесаны на бок, щеки гладко выбриты, на левой руке часы, на ногах кроссовки.

– Что? – спросил он, замечая мой взгляд.

– Просто оцениваю уровень конспирации, – пожала я плечами. – Я достаточно ужасно выгляжу? – и надела очки.

– Очки тебе идут, – после короткой паузы ответил Дима.

– Спасибо, – кивнула ему головой. Видимо, только очки мне и идут. И чего я так нервничаю из–за внешнего вида? Я же не на свидание еду, а на представление? Так что хватить тут воду мутить, Кэт!