Страница 87 из 147
Божена. Накануне страха
Весна и лето, что может быть желаннее для человеческого сердца, а особенно для сердца влюбленного. Отныне Божена жила в ином мире – не торопилась, много улыбалась, спала мало, вставала с рассветом, потому что хотела увидеть Его пробуждение, он запретил ей готовить завтраки и обеды, - «Ты – не кухарка». Делал все сам. В 9 утра они выходили в город, ездили неопределенно в разных направлениях, обедали в каком-нибудь уютном ресторанчике, к 3 часам возвращались домой. Там всегда находились какие-нибудь дела, которые непременно надо было завершить.
Божена так и не начала ничего из новых предприятий, о которых ей мечталось до встречи с Яном. Теперь, когда свершилось самое главное, она странным образом затихла – правильно сказал кто-то из мудрых представителей человеческой расы, - если понятие мудрость вообще применимо к человеку,- любовь нас усмиряет.
Истинная правда. Божену больше ничто не мучило – ни недописанная диссертация, ни роман, о котором она грезила с 20-летнего возраста, ни непрочитанные книги философов, ни дача, требующая ремонта. Все погрузилось в сумрак былого, все стало прошлым, мгновенно и бесповоротно. Также канули в минувшее все ссоры с друзьями, оказавшимися врагами, кратковременные стычки с коллегами, даже любимая работа – статьи, интервью, эссе, репортажи, исследования – все отжило, отболело, потеряло свое значение.
Первое время Божену это немного пугало, - жизнь, которая ее раньше наполняла, оказалась бессмысленной, неприменимой к новой реальности. Она попыталась позвонить маме в Мюнхен, но ее не оказалось дома, она написала ей email письмо, но ответа не было.
Ян, заметив в ней беспокойство, спросил, в чем причина, она была искренна, но он лишь улыбнулся, обнял ее: «Прошлое не хочет уходить, оно борется за твою душу, но ты ведь сильная?». «Нет, теперь я слабая и слава богу, я так устала быть сильной».
Он с ней согласился. «Если ты будешь сильной, что тогда остается мне?», - и просто поцеловал ее. Нет, это не был сексуальный, страстный поцелуй мужчины, который вожделеет свою женщину. Это было нежное прикосновение не губ, его души, она навсегда его запомнила – потому что это был их первый поцелуй, после которого они стали теми чудесными заговорщиками против всего мира, которыми являются возлюбленные, если их чувство подлинно.
В их отношениях была одна маленькая странность, которая большинству людей показалась бы неким отклонением от нормы. Дело в том, что Божена не любила секс.
(Из дневника B.I)
tменя нет тяги к соитию. Я лишена этого. Некоторые мои мужчины называли это фригидностью. Один даже хотел показать меня врачу. Но нет на свете доктора, который может объяснить мне, почему я мерзну каждую ночь. Даже летом, в тридцатиградусную жару. В одной умной книге я прочитала, что это называется асексуальностью, то есть, неприятием физической близости. У меня все устроено очень странно, я могу испытывать мощнейшее психологическое притяжение к человеку, но оно улетучивается после первой же близости. Более того, если мужчина начинает настаивать на продолжении отношений, во мне зреет ненависть к нему. Сначала возникает безразличие, затем ненависть. В одного из таких назойливых ухажеров я запустила книгой. Меня бесит физиология, - влага, однообразные движения, тяжелое дыхание, пот, запах мужского тела – терпкий, соленый, смешанный, когда с дорогим, когда с дешевым парфюмом. Мне страшно от мысли, что эти мерзкие действия дают ему право считать меня своей женщиной».
Вот так, кратко и ясно. Что это было – страх перед одной из форм половых взаимоотношений, защитная реакция от внешнего мира или результат шока, перенесенного в детстве, когда в 4-летнем возрасте она застала в одной из комнат детского сада молоденькую медсестру с мужчиной, который делал с ней что-то непонятное, а она громко стонала. Этот страх, старательно затушеванный родными с помощью игрушек, мультфильмов, походов в театры и на балет, замер в глубине ее души, словно дикий осиротевший звереныш. Затаился до поры до времени.
Время приходило, когда Божена встречала мужчину. И он совершал ошибку, - желал физической близости с ней. После первого раза все заканчивалось. Он переставал быть для нее кем-то важным, и сразу становился тем человеком, лица которого она так и не увидела в полутемной комнате детского сада. Тот человек был источником зла, она это почувствовала тогда так же ясно, как дети вообще распознают опасность. Если бы Божена узнала, что тот мужчина, спустя много лет в полупьяном бреду зарезал свою жену, она, наверное, лишилась бы рассудка. Но ей этого узнать не довелось. Судьба ее хранила.
С мужчинами не получалось. И постепенно Божена все более удалялась от мысли, что она способна на земную, физическую любовь. Было время, когда она тщательно оберегала от всех тайное желание – встретить человека, для которого чувства будут важнее физиологии. Но постепенно это желание сошло на «нет», потому как исчезли приметы того, что такие мужчины есть.
Когда искры надежды потухли, такой человек пришел. Она рассказала ему об этом на третий день, после того, как он переехал к ней. Поздним вечером, забравшись с ногами на диван, не поднимая глаз, вздрагивая от звуков собственного голоса она что-то говорила и говорила, а он слушал, улыбаясь одними глазами, не отводя от нее взгляда. Его ответ был прост: «Мне не нужно от тебя то, что тебя мучает, теперь у нас есть нечто более важное, чем просто секс».
Так они и жили. Как брат и сестра. Ян считал секс результатом неконтролируемости чувств, доказательством дикарской природы человека. А дикарскую природу надо было из себя изживать точно так же, как русский классик предлагал выдавливать из себя раба. Дикарство и рабство – не одно и то же, но принцип избавления одинаковый. На этом моменте рассуждения Ян делал вид, что осуждает и то и другое, но Божена чувствовала зарождающийся в глубине смех. Она прижималась к его груди, заглядывала ему в глаза. Он не выдерживал. Они долго смеялись, - рабство и дикарство было не по их части, ведь отныне они не принадлежали этому миру.