Страница 85 из 147
- Как мы его назовем?
- Как хочешь.
- Может, Темочка?
- Можно.
Если бы знала женщина по имени Божена, как плакало сейчас сердце вечного существа по имени Босх. По сути, она даже не подозревала о его существовании. И это было самой главной печалью этой осени…
Между строк. Фрагмент 4.
Я пишу эту книгу ради тех, кто, существуя в моих снах на правах мифов, робко, но настойчиво вошел в мою реальность. Я пытаюсь вспомнить свое бытие в этих унизительных рамках, именуемых жизнью, только ради тех, кто так и не достучался до моего сердца.
И сейчас перед лицом того, что нам кажется вечным, а стало быть, не существует в нашем понимании, я хочу попросить прощения у моих призраков, которых я любила больше всего на свете. Есть ли разница в том, каким словом мы называем предмет и какие качества присваиваем ему, ведь он не перестает существовать в мире вообще и в мире вещей?
Я всегда считала себя беднячкой и, когда однажды убедилась в этом окончательно, ко мне пришло спасение. Как бы невзначай. Величественные существа, пришедшие из тайных стран, одним движением бросили к моим ногам Империи. Одним шевелением губ мне поверялись идеи глобальных завоеваний, и не просто государств, но самого Космоса, чья энергия и движение были материализованы в математических символах. Грустные люди, живущие на Земле и мнящие себя Избранными, Великими Посвященными, предлагали мне власть, ибо их сердца окутала неотступная тоска. Они, уже приняв смертельную дозу жизни, обещали мне заветный ключик, отмыкающий Высшее Сознание. И это было так заманчиво, это так пеленало и убаюкивало, что мне хотелось сказать «да». Но я ждала посланцев из Шамбалы…
Был момент, когда я почти поддалась великому искусу, - меня отговорили пустыни. Местами бесприютно-пепельные, местами – лимонно-желтые, настолько, что их желтизна вызывала оскомину в мозгу, под сводами равнодушным небес, они снились мне и манили за собой. Их таинственные родники, скрытые от человеческого глаза, томили меня больше, чем ее величество «молекула»… И я ушла в пустыни.
В мире этом меня считали свято-сумасшедшей, а там - я была царицей, нежной инфантой, которая ради спасения Земли ищет чудодейственную воду. Песок не обжигал мне ноги, огонь, словно рыжий котенок, поселился у меня за пазухой. Я боготворила ветра и ночи, окутанные шершавыми барханами. Мне обещано было великое чудо, за которым я шла за горизонты. И готова была раствориться в граненой прозрачности, чтобы стать бесконечностью…
В этом дивном краю я познала роБосхть константы и непреложность теорем… Но этот странный путь, в конце концов, вернул меня обратно. В эту безысходность. В этот город дождей и слез. Кажется, нет ничего более бесприютного, чем он. Но я люблю его, как женщина любит своего неродившегося ребенка, потому что только девять месяцев он принадлежит ей. Потом он уходит, а она опять остается одна.
Вот, по сути, вся моя жизнь. Там, где кто-то находил алмазы смысла, я видела абсурд, но то, что радовало и забавляло меня, другим казалось погрешностью погрешностей. Мои мысли-оборвыши, слова-перевертыши, крохотные гномики-дни, - я баюкала их с постоянством сошедшей с ума матери, что лишилась своего дитя. Жизнь Эта не нашла доказательных доводов для моего пребывания в ней. Жизнь Та даровала мне дозволение не затеряться на ее призрачных берегах, которые, быть может, кто-то назовет «Другими…».
Все, кого я знала, были чужды мне, та же, кого любила и люблю до сих пор, не осознает моей отстраненности от этой жизни. Не всё здесь алмаз смысла, не все мне дорого и заманчиво, ибо пески лимонных пустынь по-прежнему зовут меня. И я твердо знаю, что однажды в безбрежном пространстве мне откроется внезапно чудесный ход в страну, где луна и солнце существуют вместе, где не нужно читать Борхеса, Кастанеду и Коэльо, чтобы постичь устройство мира. Там я, наконец, пойму, как работает этот сложный часовой механизм, и для меня прекратит существование самая страшная и затяжная осень…
P.S.
В день, когда это произойдет, обещаю подать о себе весточку. Всем, кто помнит и любит меня, мой язык будет понятен. Сейчас за моим окном осень – тридцать третья, по одной на каждую мою печаль. Но мне почему-то кажется, что за ней сразу последует осень сотая или тысячная. Посланцы из Шамбалы так и не пришли ко мне, а может быть, мне просто не дано увидеть их в этой шелестящей толпе, текущей сквозь космические параллели.
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ. Пора сомнений
Вацлав Гратц. На исходе лета
В то время как Божена и Ян наслаждалась обществом друг друга, в Париже Вацлав Гратц мучился мыслями от осознания, что друг его детства исчез самым непостижимым образом. На всякий случай он позвонил Рене и подробно выспросил его относительно настроений Бжиневски накануне исчезновения. Более всего его беспокоило то, что в машине остались следы крови, бумажник, электронная записная книжка, портативный ноутбук и мобильный телефон. Одним словом, осталось все, что могло связать его с Яном. Один из помощников Гратца выдвинул версию, по которой Бжиневски был похищен, но ни Азару, ни Рене не звонили, выкупа никто не требовал, а стало быть…
Вацлав Гратц пребывал в странном смятении, потому как на месте аварии он четко ощутил смерть человека, душа отлетела, причем инспектор никак не мог отделаться от чувства, что это была душа его друга. Но там же, в этом же круге, он обнаружил присутствие иного существа, и что-то мешало ему назвать его человеком. Это была более мощная и более мудрая энергия, чем энергия обычного смертного. Гратц это чувствовал, но не мог объяснить и уж тем более, написать об этом в рапорте.