Страница 122 из 147
А пока что я собираю в кучку мои воспоминания: они как жалкие сироты-оборвыши, бредут мне навстречу. Когда они все соберутся вместе, я вернусь в жизнь. Вспомню, самоидентифицируюсь. Вот только сделает ли это меня счастливой?
Время от времени я чувствую, что становлюсь тоньше или наоборот толще. Может это зависит от новых воспоминаний? Это происходит так. Где-то в молочной дымке звенит колокольчик, я делаю шаг к нему, и меня становится меньше. «Кто-то ушел или пришел», - сказал Амнек. И мне стало страшно. Страшно - это когда хочется стать очень маленькой, и чтобы вокруг были четыре стены, которые никто не смог бы преодолеть. Почему мне страшно? Потому что я не знаю, кто – я, кто – Амнек, зачем мы здесь?
Иногда я слышу шум, похожий на море. «Это видения Старого Мира, их здесь очень много», - пояснил Амнек и слегка вздрогнул. Может, он тоже чего-то боится? Я так и не смогла понять, кто такой Амнек, но он единственный, кто почти сначала обретается рядом со мной. Я привыкла.
Иногда он начинает что-то торопливо говорить, но я не всегда понимаю его. Мне кажется, он мягкий и очень правильный. Как треугольник. Именно такими должны быть все люди. Основание, вершина, две противоположные стороны. Геометрически и психологически все очень правильно.
Основание – ядро, ДНК, фундамент, две стороны – «да» и «нет», противоположности, устремленные к вершине. Вершина – есть вершина, что тут пояснять. У каждого она своя. Кто-то всю жизнь сидит у основания, кто-то карабкается, но застревает посередине, так и не сумев договориться со своими «про» и «контра», а кто-то достигает вершины и там остается.
Зачем я здесь, совершенно непонятно. Другое дело - Амнек, он уже сформулировал свою цель. Он сказал в первый миг нашего знакомства. «Хочу к морю». Я спросила его, что это означает. Он пояснил: к некоторым из обитающих здесь, иногда приходит море, по крайней мере, так говорят. Я поинтересовалась: «Что нужно сделать, чтобы к тебе пришло море?». Этого Амнек не знал. Поэтому замолчал. Надолго. Я не стала его торопить…
Амнек говорит, что кроме него со мной больше никто не хочет разговаривать. «А как же мистер Лабард?». «Лабард разговаривает со всеми, потому что он здесь главный, это его обязанность, а не желание. Общение приятно, когда оно происходит по обоюдному желанию, а не потому, что так надо». Здравая мысль.
Когда времени нет, кажется что его очень много. Даже слишком. В такие минуты я начинаю размышлять. Например, недавно я решила придумать внешность Амнека. Каким бы он был в физическом мире. В мире людей. Мне он почему-то нарисовался высоким темноволосым мужчиной в костюме цвета топленого молока. С грустной улыбкой, малахитовыми глазами и тонким шрамом над левой бровью.
Первое время, когда Амнек почти не знал меня, он не разговаривал, а просто обозначался рядом. Он начинал усиленно думать о чем-то своем и его мысли сталкивались с моими. Они были, как маленькие шерстяные комочки, очень прыткие и колючие. При желании, ими даже можно было поиграть, как мячиком от пинг-понга. Чтобы не обижать Амнека, я держу в секрете мою игру с его мячиками-мыслями. Странно, что он не догадывается об этом.
Мы все здесь ждем. И я, и Амнек, и все остальные. Однажды, когда вдалеке вновь прозвенел колокольчик, Амнек сказал: «Скоро он придет за нами…». «Кто?», - поинтересовалась я, подумав о Лабарде. Тогда Амнек не ответил, но через несколько колокольчиков он вдруг произнес: «Скоро придет утешитель…». Я не стала уточнять, кто это, но, видя, сколько серьезно он это произнес, подумала, что, наверное, для Амнека – это важно. Я оказалась права. Утешитель день ото дня становился все важнее и важнее. И однажды мне показалось, что я вижу его: молочная дымка развеялась, и сквозь нее проступил мужской силуэт. Он плыл ко мне в пространстве, и чем ближе он становился, тем тяжелее было мое тело. Этот мужчина был не таким, как мы все. В нем было больше плотности и силы. Мне захотелось крикнуть ему: «Я – здесь…», и тогда я сделала открытие, что у меня нет голоса. Сразу возник вопрос: как же мы общались с Амнеком и Лабардом? Но ответа нет.
Та фигура, проступившая в серебре, не дает мне покоя. Это наваждение так приятно называть воспоминанием. Вот я и вспоминаю. Жалею, что не удалось прикоснуться к нему, попросить его о чем-нибудь. Но мне почему-то верится, однажды он придет и спросит меня: «Чего ты хочешь?». Самое главное, правильно ответить на этот вопрос. Ведь это вопрос-откровение.
И я скажу ему, как мне здесь тоскливо, временами холодно в этом бесконечном пространстве без границ. Он возьмет меня за руку и отведет к моим воспоминаниям. И, вернувшись, я смогу заплакать. Чтобы согреться раз и навсегда.
Мы с Амнеком уговорились, что период от колокольчика до колокольчика будем считать за день. Так и повелось. Звон колокольчика – день минул.
«Пора познакомиться», - думаю я про себя и пододвигаюсь ближе к Амнеку. Он странно на меня смотрит. «Я думаю, мы уже знакомы…», - говорит он. «Как ты здесь оказался?», - спрашиваю я его. Он смотрит на меня, - я не вижу этого, но чувствую, потому что мне становится теплее, - молчит. Но я знаю, он мне все расскажет. Просто не сейчас, чуть позже. Он начинает говорить, я отчетливо слышу его голос, которого нет. Баритон с едва заметной хрипотцой. Он любит паузы, если слово «любит» вообще уместно в нашем с ним положении. Иногда они у него настолько долгие, будто он забыл, о чем мы говорили.