Страница 119 из 147
Лабард даже не подумал о том, что чужие письма читать неэтично. Еще не пробежав глазами строки, он уже знал его содержание. Дословно. Увы, таковы способности служителей Интерриума - они все схватывают налету. И все-таки он решил его прочесть, ведь чтение – процесс, обладающий особым очарованием.
«Девочка моя, если бы я мог быть смелее, но жизнь на Земле делает нас слабыми… «Нас». Кто это «мы? Тебе не понятно. Объясняю, - давно пора это сделать, - я говорю не об ангелах, которых люди наделяют божественной сущностью, эфимерных существах с добрыми взглядами и огромными белыми крыльями. Я говорю о тех, о ком вы, люди, даже не подозреваете, хотя мы к вам гораздо ближе, чем все высшие энергетические сущности. Мы – это Итерны, служители Интерриума. Ты знаешь про наш мир, ты была у нас в гостях, но мы с тобой не встречались. Точнее, однажды ты слышала мой голос, но не видела образ. Время не пришло. Зато нам было суждено встретиться на земле.
Божена, девочка моя, я живу очень давно, тебе, наверное, даже не представить. Скажу просто, я видел Землю в первый день ее существования, когда она была сумрачной, холодной и безжизненной. Над ней не было Солнца и неба, в ней не было океана и морей. Я помню Землю без травы, животных, рыб, птиц и… без человека. Неописуемое чувство. А потом на Землю пришла жизнь, еще позже появились первые люди, и мы пришли к ним, стали им помогать.
Я не буду излагать тебе историю человечества и наших взаимоотношений с ним. Скажу только, что мы росли вместе с людьми, мы постигали, открывали друг друга. Но пришло время, и мы поняли, что люди в нас больше не нуждаются. Тогда мы вернулись Домой, в Интерриум. Не все, кто-то продолжал время от времени возвращаться. Некоторые из нас проживали десятки, сотни воплощений, чтобы стать опытнее и ближе к людям.
Что из этого вышло? Ничего хорошего. В целом. Но в отдельных случаях было очень даже неплохо. Если позволишь, я скрою от тебя изначальные мотивы моего появления на Земле, скажу только, прибыл я к вам по службе, с конкретной целью.
Здесь хороший романист перешел бы на уровень знаков препинания, а плохой – на уровень иносказаний. Я – ни то, ни другое, я вообще не умею писать. Область моей деятельности лежит в иной плоскости и не требует от меня литературных способностей. Поэтому я столь косноязычен. Хотя, прости меня, я лукавлю. Почему? Я боюсь, никогда бы не подумал, что Итерны могут бояться. Но сейчас это именно так. Мне страшно оттого, что ты можешь прочесть это письмо. Но еще более страшит меня то, что я не увижу твоего лица в этот момент, не узнаю, что ты почувствовала. И все-таки я должен сознаться.
Я обманул тебя. И даже не единожды. В нашу первую встречу в самолете ты меня околдовала – мне так захотелось стать объектом твоей привязанности, нежности, заботы. В кафе это желание окрепло, ты напомнила мне мираж (особенно их много у нас - в Интерриуме, там души всякие попадаются, у всех адаптация происходит по-разному), который привлекателен именно своей зыбкостью. А потом я увидел, как ты смотрела на Яна Бжиневски. Это решило все.
Я ошибся и вовлек в этот обман многих людей – тебя, Вацлава Гратца, самого Яна Бжиневски, даже Лабард и Штольц не остались безучастными. Но я ничего не мог с собой поделать. Чем ни дальше, тем все глубже проникала моя ложь, она обрастала твоей лаской, молчанием, которое ценнее самых главных слов, твоими утренними взглядами, сонными и искренними, твоим теплом. С каждым днем я погружался во все это и даже не искал возможности признаться. Долгое время мне это казалось безобидным, хотя меня предупреждали, что все закончится плохо.
Сейчас я думаю лишь об одном: как мне уберечь тебя, находясь очень далеко. Так далеко, что даже не измерить. Моя надежда, - что ты чувствуешь меня, - сделает пол-дела, но после моей ошибки я на многое потерял право. Я даже не могу поговорить с тобой. А знаешь почему – мне страшно подумать, что ты не примешь мое покаяние.
Я настолько труслив и эгоистичен, что даже не решаюсь объяснить тебе детали моего обмана, мне остается лишь уповать на твою догадливость. Суть – подлая подмена, - тел, смыслов, желаний. Но что мы обретаем, получив желаемое? Всегда ли результат, что видится нам в начале пути, соответствует реальной развязке. Я хотел, чтобы ты полюбила меня. Вместо этого, ты так меня и не узнала, как, впрочем, и того, чей образ тебе так мил. А я теперь безнадежен – для работы не гожусь, да и сущность моя потеряла цельность, кому нужен то ли Итерн, то ли человек. Ни то, ни другое. Сплошное недоразумение.
Солнышко мое, я читал твой дневник, чувствовал твои боль, страх, одиночество, тоску, веру, разочарование, бессилие. Я распознал в тебе талант, силу, нежность, преданность, чувственность, властность, интуитивность, упорство. В тебе так много заложено и так мало реализовано. Единственное, чем я могу искупить свою вину, это новая жизнь. Твое продолжение. Твое и мое.
Я не прошу прощения, скорее всего, мы больше не встретимся, и по этому поводу я испытываю облегчение и горечь одновременно. Тяжело сознаваться в своих грехах, особенно перед теми, кто тебе дорог. Но с другой стороны, я знаю, ты в надежных руках, Лабард о тебе позаботится…
И последнее. Я знаю, ты веришь в исходную точку, потому что твоя душа намного древней, чем ты думаешь. И когда ты вернешься Домой, то поймешь – быть человеком и быть смертным – не одно и то же…»
Береги себя, твой (Босх)