Страница 105 из 147
Осень любят за плодородие, но плоды могут оказаться гнилыми, и он это знал. Для художника осень – время соцветий и триумфа красок, самая благодатная пора для оттенков, полутонов и солнечно-лунных спектров. Дэмон был художником в душе. Прожитые в аскезе годы, отданные не хосту и краскам, а убогому однообразному кочеванию из одного мрачного угла в другой, - первый назывался дом, второй работа, - Дэмон мог бы отдать за одну лишь настоящую картину, ту самую, что дышит, как осень, волнуется, как вода Фонтанки, дрожит, как рельс под тяжестью поезда.
Картина, пропитанная жизнью, вот что могло его спасти, придать смысл бедно прожитым годам. Но беда на то и беда, что живет рядом, как клоп за плинтусом. Тараканов видно и слышно, а клоп таится, делает вид, что исчез и появляется в тот самый момент, когда человек менее всего к этому готов. Это зримый образ беды.
Беды бывают разные – хаотично-бурные, катастрофические, постыдные, они могут быть подобны девятому валу Айвазовского, Ниагарскому водопаду, или лесному пожару, что возникает в жаркий летний день с легкой змейки, ползущей по траве, а достигает силы урагана, непобедимого никем и ничем.
Но есть беды хронические, латентные, живущие рядом с хозяином постоянно, и обнаруживающие себя время от времени, словно оБосхтрение болезни.
Так вот, бедой Дэмона была психологическая немощность творческого человека, - нет ничего страшнее, когда ты чувствуешь желание создавать, но не в силах найти формы для воплощения своего желания. Такое иногда случается со слишком яростными творцами, когда уровень творчества в крови зашкаливает, человек начинает беситься – тонуть в алкоголе, закалываться почти до смерти наркотиками, бомбить тело и сознание армадой бесстыжих любовников и любовниц, скотничать, хамить всему миру, гонять на «Ламборджини» на скорости 150 км.в час, - но в случае с Дэмоном все было иначе. Сейчас, когда прошлое было беспощадно выброшено в унитаз, жалкий угол в коммуналке капитулировал перед мансардой, «точкой властелина», с которой город покорялся беспрекословно тому, кто на него взирал, нужно было найти в себе некую физическую величину, что позволила бы начать новый отсчет дистанции.
Мужчина-романист сказал бы проще: Дэмону предстояло найти сюжеты для картин. Но это неточное выражение. Сюжетов полно, важно, в какой печи они будут плавиться, какие руки и что будут формовать из куска глины. Одни лепят тарелку, другие сосуд, третьи фигуру божка. И каждый рад сотворенному, потому как чувствует себя отцом.
Дэмон не чувствовал себя отцом даже своих реальных детей, а они у него были. Все это прошло мимо, и сейчас наступил момент, когда он потерял равновесие. В хорошем смысле этого слова. «Потерять равновесие» - значит начать все сначала, отправиться в путь с прежнего порога, только иными тропами и в другом направлении. Приобрести равновесие – значит достичь желаемого, остановиться замереть на той крохотной территории жизни, которая кажется тебе самой благоприятной.
Теперь, переселившись поближе к небу, Дэмон потерял прежнее равновесие, но был готов начать новый путь. Поскрипывали половицы, чарующе пахло краской, даже голова чуть-чуть кружилась, острый край церковного креста втыкался в небо подобно иголке скорняка, сшивающей разные края жизни. Увы, швы иногда оставляют след и приносят боль. Поэтому Дэмон решил ничего не сшивать. Начать сначала, значит вернуться к порогу и, отвернувшись от прошлого, пойти не на запад, а на восток. Пусть запад остается тем, кто самодостаточен, Дэмон же решил, что стать сильным ему поможет то поражение, которое нанесет ему живопись во время первого поединка. Оставалось найти поле битвы. Помочь ему в этом мог подарок Паво Кристатуса, который теперь он носил с собой везде.
Отныне Дэмон завел замечательную традицию, - рано вставал, легко и быстро завтракал, затем уходил в город. В одном из таких длительных путешествий он обнаружил через несколько улочек от своего дома просторный парк. Он был странен своей почти монашеской аурой и отдаленностью от больших улиц. Парк нравился Дэмону суровой простотой – его творческой доминантой были неохватные тополя, никакой изысканности вроде кружевных чугунных оград, витых дорожек или цветочных клумб.
Облюбовав это место, Николай Васильевич стал его посещать с завидной регулярностью. Парк был настолько велик, что зайдя в него с южной стороны, можно было с трудом разглядеть, что творилось в его противоположном конце. Охро-багряная листва тополей была еще достаточно густой, чтобы скрывать редких посетителей от шумного проспекта. Николай Васильевич этим пользовался, и хотя найденный островок покоя ему нравился все больше и больше, прийти сюда с мольбертом он еще не решался.
Здесь было все для благополучных путешествий вглубь себя, природа давала возможность прислушаться не к лязгу металла или сонму хаотичных звуков, свойственных большим городам, а к тому, почти неслышному звуковому проявлению, что таится внутри каждого человека. В каждом из нас есть музыка, - симфония ДНК, рондо крови, болеро энергетических потоков, заполняющих телесные берега. Эту музыку и пытался услышать Дэмон. У него не сразу получилось, но все-таки наступило утро, когда оперенье диковинного подарка намекнуло ему, что пришла пора отправляться в новый путь, на восход…
Правильно это или нет, но очень скоро парк-монах превратился для Дэмона в его личную территорию. Не только потому, что чаще всего он был единственным его посетителем, но более потому, что именно это место позволило ему примириться с необходимостью время от времени покидать свое поднебесье.
В то утро он пришел чуть раньше, чем обычно. Пройдя всю южную часть, и почти приблизившись к центру, он вдруг с разочарованием увидел, что сегодня этот парк принадлежит не ему одному - у северной его ограды, между двумя тополями, на самой отдаленной, спрятанной от глаз лавочке сидел мужчина. Не откинувшись на спинку, как обычно сидят те, кто хочет немного отдохнуть, а наклонившись вперед, положив локти на колени и низко опустив голову. Вся его поза свидетельствовала, по крайней мере, о какой-то душевной мороке, но подойдя ближе, Дэмон понял, что все гораздо хуже. Поискав глазами непременный атрибут психологического кризиса – бутылку пива и не найдя ее, он хотел обойти грустного незнакомца, но павлинье перо вдруг вспыхнуло, что побудило его продолжить движение в намеченном направлении.