Страница 8 из 13
Я ринулся на него, но мигом очутился в тёмной комнате, в центре которой стоял дубовый круглый стол, а вокруг него сидело с десяток фигур. Они держали руки на столе, рядом с россыпями игл на любой вкус: тонкими и толстыми, длинными и короткими, прямыми и волнообразными. Их лица были надёжно спрятаны длинными капюшонами от света нависающей над центром стола лампы. В центре лежало освещённое тельце младенца. Его глаза были плотно закрыты, будто он ещё не мог разлепить век (хотя людские детёныши, в отличие от животных, видят сразу после рождения), из полуоткрытого рта вырывалось хриплое дыхание вперемежку с тяжёлыми стонами. Его непропорционально маленькие, но толстые ручки и ножки были все в синяках, кровоподтёках и с торчащими из них иглами. Даже из туловища торчали иглы. Он был весь истерзан болью, и непонятно, как до сих пор оставался жив.
Кто-то взял в руку игральный кубик – не обычный, с 6-ю гранями, а с куда большим количеством, и вместо точек, обозначающих выпавшее число, на гранях было что-то написано на каком-то неизвестном мне языке. Он или она – не разобрать, ведь даже руки были плотно скрыты грубыми кожаными перчатками, заползающими в рукава чёрного балахона – немного покрутил его в руке и бросил на стол. Кубик закувыркался, а тельце ребёнка содрогнулось, будто он понимал на уровне рефлексов, что последует за этим действием. Кубик остановился, и фигура, бросившая его, повернулась к другой и произнесла равнодушным женским голосом: «Твой ход». Видимо, с помощью этого кубика, количество граней которого, должно быть, совпадало с числом игроков, они передавали ходы в какой-то безумной извращённой игре, правил которой я опредёленно не хочу знать.
Тот, другой, стал перебирать в руках иглы, пока не выбрал одну, а затем стал разглядывать тельце, видимо, думая, куда загнать её: под ногти, между рёбер или проткнуть насквозь ладошку. Наконец он заговорил:
– Пожалуй, я приеду к нему, чего я никогда не делал, и скажу, что всегда думал, будто ему хорошо без неё, поэтому...
Раздался настойчивый стук в скрытую мраком дверь. Фигуры стали удивлённо переглядываться:
– Как он нашёл нас?..
Стук повторился. На этот раз более настойчивый. Почти грохот. После секундного затишья в дверь забарабанили десятки рук. Они били и били, но дубовая дверь пока не поддавалась. Фигуры лишь тупо переглядывались, не понимая, что делать: то ли притвориться, что их здесь нет, то ли сбежать. Но куда сбежать, если это единственный вход и выход? Открывать они точно не собирались. Стук прекратился, но по ту сторону зазвучал приглушенный шёпот нескольких голосов. С диким треском вырывающихся из дерева петель и скрежетом металла ответной планки дверное полотно отлетело и гулко ударило в затылок одного из игроков, по роковой случайности сидящего спиной к двери. Он, оглушённый, уронил голову с уродливой вмятиной на стол и застыл недвижимой бесформенной кучей с растекающейся лужицей крови под расколотым черепом.
Некоторые фигуры резко вскочили со своих мест, роняя стулья на пол. Из дверного проёма в комнату, к темноте которой мои глаза почти привыкли, метнулись десятки огромных хищных зверей. Они окружили игроков (но не меня, меня они либо игнорировали, либо просто-напросто не видели), порыкивая, готовые совершить смертельные удары и прыжки к глоткам этих больных ублюдков, истязающих ни в чём не повинного ребёнка, который с такими ранами уже вряд ли доживёт до рассвета следующего дня.
После зверей в комнату вошёл он (или я?) в сопровождении парящих в воздухе фигур в таких же балахонах, как на игроках, но изодранных. Я вдруг подумал, что, возможно, эти следующие за мной по пятам призраки и есть игроки, закончившие игру? Только вот чем, победой или поражением? Его лицо не было скрыто маской или низким капюшоном, поэтому я отчётливо видел ехидную улыбку и взгляд, которым он задумчиво и одновременно триумфально обводил содержимое комнаты, будто он очень давно искал её в каком-то лабиринте и наконец нашёл.
Нужно поскорее отсюда убраться. Но я не могу побороть даже одного демона и даже на своей территории, что уж говорить о целой толпе и чёрт знает где. В комнате повисло тяжёлое молчание, и я, стараясь не дышать, чтобы не привлекать к себе внимание, стал медленно передвигаться к выходу. Как только я смог выглянуть в ярко освещённый бесконечный коридор, со множеством дверей – некоторые были заперты, другие открыты, а третьи, как эта – выбиты, он едва слышно произнёс команду «убить» и повернулся ко мне:
– Куда же ты уходишь, сейчас начнётся самое веселье!
Неистовая сила ударила меня в грудь так, что рёбра упёрлись в лёгкие, и с мерзким свистом весь находящийся в них затхлый воздух выдавило наружу. Я пролетел через всю комнату, ударился спиной о стену с противоположной стороны от дверного проёма и остался на ней висеть, поддерживаемый этой невидимой силой. Неужели некоторые из моих демонов – невидимые? Или моё второе Я обладает способностью телекинеза? Я пытался закрыть глаза, но мне это не удавалось. Время замедлилось, оно растягивалось, и между каждым ударом сердца проходила целая жизнь. Я видел, как огромные дикие кошки изящно прогибались перед прыжком, а их бессильные жертвы в испуге пытались закрыться от них руками. Мышцы мощных лап напряглись, и хищники в долгом прыжке-полёте раскрывали пасти и обнажали клыки. Одни валили своих жертв на пол, раздирали им глотки, и алая кровь фонтанами била из разрезанных острыми как бритвы когтями артерий. Другие играючи взмахивали лапами и царапали балахоны, те лохмотьями свисали и обнажали глубокие порезы на телах. Третьи – бешеные псы – валили людей на пол и драли их конечности, крепко вцепившись в сладкую плоть. Живот скрутило болью, и во рту чувствовался тошнотный привкус желудочных соков.
Мясорубка заняла каких-то несколько секунд – демонов было слишком много, и от игроков остались лишь недвижимые туши. Ещё пара минут кровавого пиршества – и на полу валялись только ошмётки одежд и обглоданные кости. Кошки хищно смотрели на своего господина, и из их оскаленных пастей, издающих грозные рыки, капала на пол кровь вперемешку с вязкими слюнями, кусочками мяса и недожёванных хрящей. Всё это время он не спускал глаз с лежащего на столе, в центре этой казни, нетронутого ребёнка. Младенец продолжал сипло дышать, шевеля ручками, цепляясь за воздух.