Проклятое Пророчество

Очнулась я от запредельной боли в руках и ногах. От этой боли хотелось тихо завыть. Из закрытых глаз побежали слезы. Почему я не умерла? Не хотелось не только открывать глаза, но и, вообще, возвращаться к этой жизни, полной боли. Остаться бы там, в темноте беспамятства, где нет боли ни физической, ни душевной. Но, снова уйти в это беспамятство, мешали и жгучая боль, и  нестерпимое желание пить, и, кажется, голод. Невольно прислушалась к себе. Резерв пуст, внутренние органы работают в замедленном ритме, с трудом поддерживая жизнь. Глубоко повреждены кожа, мышцы, сосуды и нервные окончания на тех местах, где были веревки, которых сейчас там нет. В общем, пока еще, я все же жива, хоть и покалечена. Правда, без помощи Целительской магии, это ненадолго. Да и для чего мне жизнь без Данирэля и Орестонэля, в рабстве у орков? Может быть для того, чтобы попытаться предупредить других о грозящей им опасности? Но у меня, ни на что, нет ни Силы, ни желаний.

Мелькнула и растаяла мысль, что надо сделать над собой усилие и понять, что происходит вокруг. Не смогла, боль заглушала все. Боль, боль, боль. Но через некоторое время, сквозь пелену боли, пробились и кое-какие другие ощущения. С каким-то равнодушием, отметила, что лежу на чем-то мягком. Тело мерно покачивается, как если бы я ехала в карете. С трудом, вдохнула чуть глубже, запах знакомый. Я, действительно, в нашей карете, и рядом Орестонэль. Жив? Хорошо. Наверное и Данирэль выжил. Чувствуется присутствие и кто-то еще, незнакомого. Получается, что мы каким-то образом, спаслись? Значит, скорее всего, мои старания не прошли даром.

Осознав это, безразлично отметила, что какая-то душевная анестезия чувств завладела мною. Сил и желания не было ни на какие эмоции, в том числе, и на радость спасения. Наверное, дело не только в полном отсутствии Силы, но и в том, что в душе, я уже навсегда простилась с моими мужчинами, своей жизнью, этим Миром, сознательно и добровольно готовясь шагнуть за грань.

Так и не открыв глаза, не пошевелившись, безразличная ко всему, кроме боли,  я вновь погрузилась в такую желанную, безопасную темноту.

Мое следующее пробуждение отличалось от предыдущего. Хоть боль никуда не делась, но в этот раз, во мне проснулся интерес. Что происходит вокруг? В каком состоянии Орестонэль и Данирэль? Куда мы едем? Что с покушавшимися на нас орками и гномами? Кто еще находится в нашей карете, чей запах я улавливаю? Очень хочется пить.

Открыв глаза, я наткнулась на какой-то неживой, застывший взгляд Орестонэля, не спускавшего с меня глаз. Лицо как маска, челюсти сжаты так, что вместо губ – узкая полоска. Что это с ним?! Ведь вроде бы все живы? Раз мы едем, значит, ящером управляет Данирэль? Или я что-то не так поняла?

- Эй… - с трудом протолкнув воздух через пересохшее горло, прошептала я, - не пугай меня…

Он, с видимым усилием, растянул губы в неестественной улыбке и хрипло произнес:

- Теперь, все хорошо, девочка моя, любимая, - и, склонившись, коснулся горячими губами моей ладони. Это у него уже ритуал какой-то. – Я так виноват перед тобой. Не уберег. Не прощу себе этого никогда.

 – Ты что, Орестонэль? В произошедшем нет твоей вины, – слабым шепотом, еле шевеля губами, искренне возразила я, огорчившись его незаслуженным к себе отношением. – Это просто неудачное стечение обстоятельств.

Отпустив мою руку, он несогласно качнул головой. Осторожно и бережно приподнял мое безвольное тело, придав ему сидячее положение, и протянул к моим губам флягу с водой, не выпуская ее из своих рук. Я жадно присосалась к ней. Пока пила, с трудом подняла одну руку, чтобы придержать флягу и расширившимися от удивления глазами увидела, что тыльная сторона моей ладони и запястье представляют собой сплошную рану, покрытую запекшейся кровавой коркой, в трещинах которой сочится кровь, а кончики пальцев имеют тусклый, неживой, голубоватый оттенок. Скосила глаза на другую руку, там та же картина.

Орестонэль, проследив за моим взглядом, с болью в голосе, предупредил:

- На ногах, то же самое. Твои раны не регенерируют. И обезболивающий эликсир мало помогает, у тебя очень низкий порог болевой чувствительности. Но, уже скоро, мы доедем до Асмерона, и там Целитель спасет твои кисти и ступни. А сейчас, я скажу Данирэлю, что ты проснулась, разогрею тебе бульон и только потом расскажу, что произошло в гостинице, пока ты была без сознания.

Я согласно кивнула, и тут мой взгляд зацепился за неподвижно лежащее тело, на полу кареты.

- Кто это? – все еще не способная на большее, чем шепот, спросила я.

- Орчанка-рабыня. Хоть мы и усыпил ее, с помощью снотворного зелья, да и руки у нее сломаны, но, на всякий случай, учитывая, что мы вынуждены оставлять ее с тобой рядом, она еще и связана.

- Рука не поднялась убить женщину? – с пониманием прошептала я.

- Нет, - хищно блеснув глазами, холодно ответил Орестонэль. – Она нужна для дачи показаний. Надо понять, как могло случиться такое и обезопасить себя от повторения подобного.

Пока он это говорил, наша карета остановилась, и в нее стремительно влетел Данирэль. Рухнув на колени около меня, он дрожащей рукой легко коснулся моих волос, погладил щеку и с напряженным волнением спросил:

- Как ты, Сердце мое? Очень болит?

- Болит… - пожаловалась я, всеми силами удерживая слезы, видя какой мукой исказилось его лицо. -  А как себя чувствуете вы? Ты знаешь, что вас отравили паралитическим ядом?