Страница 15 из 24
Испуганный даун забивался в угол дивана и замолкал, хлопая глупыми глазками. Трясущийся от злости и очередного недосыпа я возвращался в кровать.
Ещё минут пять после наказания возмутитель спокойствия сидел молча, потом тишину нарушал его осторожный шопот: "На машине в Ленинград поедем... Да... Я хорошо себя вел. Поеду на машине".
Потом раздавалось приглушенное "ыыыы...". Ещё минут через пять начиналось осторожное бряканье телефоном.
- Аллё? - громким шопотом возвещал любитель машин и ленинградов. - Я вам сколько раз говорила нельзя ругаться! А? Сколько раз? Куда поедем? В Ленинград? На машине? НА МАШИНЕ!!! ЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫ!!!
Неудивительно, что, не выдержав больше двух месяцев недосыпа и поездок "в Ленинград", я свалил на квартиру к двум карачаевским однокурсникам, Ямалу и Мураду. Они были неплохими парнями. Напутствованные суровыми сельскими отцами, они отличались своей тягой к знаниям - оба с отличием окончили школу, и, по крайней мере, первые курсы посещали все лекции и семинары, усердно делая задания.
Наш культурный обмен состоял в том, что я научил их бухать водку и подсадил на Наутилус Помпилиус и Курта Вонненгута, а они меня играть на акустической гитаре блатные песни хитрым национальным боем "восьмёрочкой". Последний раз, когда я о них слышал, они были объявлены в розыск по подозрению в ряде уголовных преступлений. Как говорится, мы выбираем дороги, а дороги выбирают нас.
Прожив с ними около трёх месяцев, я, наконец, переехал в общагу. Там всегда бурлило веселье, тусила компания институтских КВНщиков (из которой впоследствии вышла знаменитая пятигорская команда КВН) были гитары, целый цветник симпатичных студенток и дискотеки под "Из ноубадиз бизнес зэт ай ду!".
Я зачастил в гости, каждый раз, не забывая прихватить пакет с выпивкой и закуской, и был признан отличным парнем. Через некоторое время мне поступило предложение переехать в блок к моим новым друзьям, где я и стал подпольно и весело проживать без ведома "каменды".
Так получилось, что в одной комнате набилось четыре человека - зануда и эрудит Славик; сын командира военной эскадрильи и героя чеченской войны из Буденновска - Толик; комичный армянин, беженец из Грозного - Арменак, который отличался безобидным характером, большим носом и неисправимым оптимизмом и я, которого вы уже знаете.
Это были весёлые деньки, всей четверкой мы играли в футбол, ходили в гости к девчонкам, делили поровну и солидные запасы армейской тушенки Толика, и нищенские, редкие посылки с армянскими лавашами и сыром Арменака и домашние засолы моей мамы.
Все в комнате кроме положительного Толика курили, поэтому дым висел столбом, не рассеиваясь больше, чем на пять минут. Постепенно нами овладел общий настрой безделья и праздности. Я забил на лекции и пары и вплотную занялся изучением аккордов на гитаре, Арменак весь день слушал свою любимую Сандру лежа на кровати в наушниках и изредка фальшиво подпевал "ай, на-нуни... Мария-Магдалина!" гнусавым тонким голоском, Славик без остановки курил и читал фантастические романы. Положительный Толик, недолго думая, положил на учёбу и пропадал в общаге французского факультета, выкидывая все родительские субсидии на тщетные ухлестывания за тамошними второкурсницами.
По вечерам с разными вариантами и участниками в нашем блоке реализовывался примерно один и тот же сценарий.
- Весь мир гавно, все бабы - суки и солнце долбаный фонарь! Молодые люди, как насчёт того, чтобы выпить водки?! - вваливался в блок слегка поддатый Толик, опять вернувшийся от "француженок" без любовных успехов, но с позвякивающим пакетом.
- Участвую! - провозглашал я, с грустью вспоминая мою недостижимую и прекрасную любовь Юлю.
- Не вижу причины, не усугубить энтропию мозга, - довольно хихикая, потирал руки Славик. - Я готов пожарить картошечку и ещё у меня где-то была квашеная капустка...
- Я как все-е! - хитро улыбался Арменак. - Только у меня ничего нет.
Год пролетел за одну секунду. Батарея пустых бутылок в коридоре росла. Я по своему обыкновению подцеплять новые болезни, обзавелся хроническим бронхитом из-за постоянного дыма в комнате. Остальные тоже перенесли по паре задорных пневмоний, но в целом мы держались молодцами, пока не пришла летняя сессия.
Забивали на лекции мы сообща, но расплата каждому была уготовлена своя. Арменаку в виде исключения и уважения к его статусу беженца разрешили уйти в академ. Толик остался повторять непройденное на первом курсе, подключив авторитет заслуг героя отца, Славик загремел на осеннюю пересдачу, я же, благодаря школьным занятиям у репетиторов, сдал все на отлично, получил повышенную стипендию и предостережение о том, что на втором курсе моя легкомысленность может закончиться гораздо печальнее.
- Пашка, молодец, а мы раздолбаи все! - резюмировал Толик.
Наступила пора летних каникул, и как же не хотелось нам всем расставаться и разъезжаться по домам. За этот год каждый из нас нашёл настоящих друзей.
Обнявшись по очереди с "сожителями", я сел на заднее сиденье отцовской "копейки" и покатил в родной-неродной Нальчик. В сердце моём оставался маленький цветущий курортный город, а в рюкзаке с грязным бельём литровая бутылка водки "Smirnoff" и бутылка ликера "Amaretto" - подарки для Димы и Юрчика. Я знал, что они с нетерпением ожидают моего возвращения, и мысль об этом немного примиряла меня с отъездом из Пятигорска, который на всю оставшуюся жизнь стал для меня единственным по настоящему родным городом.
_____________________________________________________________________________*"Jedem Das Seine" - "Каждому своё" (нем.) - знаменитая надпись на воротах концлагеря Бухенвальд.