Двенадцатый уровень

Пока Виктория с Олегом выясняли отношения, ссорились и снова мирились, Максим Тихонов одновременно с остальными делами занимался делом Никодима. Давно закончила громыхать в коридоре жестяным ведром уборщица. За окнами сгустились сумерки. Выключив компьютер, Максим решил, что рабочий день, а также и рабочий вечер, пора заканчивать.

Убрав документы в сейф, ушел домой. Однако утро оказалось не таким спокойным, как предыдущий вечер. Рано утром дежурный по отделению сообщил ему, что Никодим сбежал.

— Как, сбежал?

Точно такой же вопрос задали ему и Виктория, и Олег. И теперь уже ему пришлось объяснять, как удалось Николаю Пасечникову, то есть, Никодиму, сбежать из-под стражи.

— В голове не укладывается, как это могло произойти. Вечером был в камере, а утром уже нет. Вся охрана цела и невредима, замки не взломаны, никто никого не видел. Что хотите то и думайте.

«Похоже на случай в ЗАГСе, — мелькнула мысль, но Виктория отмела ее в сторону, — нет, не увязывается в одну цепочку: Никодим, я и... кто? Все равно, вряд ли сработал один и тот же человек».

— И что, не смогли найти?

— Собака по следу шла до самого болота. Уже думали, что никуда он не денется, а он…

— Ушел?

— В болоте утонул…

— В болоте? — Виктория с ужасом вспомнила, как сама чуть не попала в трясину.

— Ребята все видели своими глазами. Так что, дальнейшие поиски не имеют смысла.

В комнате наступила тишина. Каждый по-своему переживал это известие.

— Не верю! — вдруг истошно закричала Александра, — не верю я, что он утонул!

— Тише, тише, — попыталась успокоить ее Дина Сергеевна.

— Мамка, ты что? Успокойся! — Борис побежал на кухню и вернулся со стаканом воды.

— На, пей!

Александра отвела его руку со стаканом в сторону.

— Не верю, и вы ‒ тоже не верьте! Я однажды поверила, а он ‒ живой! Гад он, гад! Гадом был, гадом и остался, хоть и отец он его!

— Отец? — пытаясь осмыслить услышанное, Виктория даже закусила губу. До нее наконец-то дошло, кто был на старой, склеенной фотографии. — Это правда? — спросила она Бориса, — на фотографии был Никодим, да Борь? Ты знал, что он ‒ твой отец?

— Я не знал, что на фотке Никодим! Знал только, что мой отец! Мамка порвала и выбросила, а я взял и склеил, — ответил он. Потом заглянул в глаза матери и тихо спросил, — Никодим – мой отец?

— Никакой он не Никодим, — запричитала Александра, раскачиваясь на стуле из стороны в сторону, — это Колька Супрун, муж мой незаконный!

Теперь для Виктории все стало на свои места. «Борис уронил фотографию в бараке. Фотографию нашел Суров и, в свою очередь, показал ее Никодиму. Тот сразу узнал себя, молодого. И, конечно, догадался, кто такой Борис и кто его мать. Деревню, где она живет, я сама Сурову назвала. Вот Никодим и поехал сразу в Вавиловку. А дом Тишковых ему кто угодно мог показать».

— Он сначала, ну, когда мы вместе жить начали, хорошим был. — Продолжала причитать Александра, — когда узнал, что ребенок будет…

— Все, — прервала ее Дина Сергеевна, слегка встряхнув за плечи, — попей водички, успокойся, а потом дальше расскажешь.

Александра взяла, наконец, стакан с водой, выпила залпом и вернула Борису пустым. Вздохнула, проговорив:

— Спасибо, я успокоилась уже. Так вот, когда он узнал, что ребенок будет, злым стал и приказал, чтобы я от ребенка избавилась. Я пошла, да поздно было. Вот он и пригрозил ребеночка прибить. Так и сказал, что как только рожу – сразу прибьет. И в роддом меня не пустил. А я родила, когда его дома не было. Родила Бореньку, в тряпочку замотала и бежать. Он нас через год нашел. Нашел и давай прощения просить. Я глупая была, поверила, уехала с ним. Ехали на поезде, три дня. Сошли на станции, среди леса. Потом в какую-то деревню он меня привел. Я даже названия не знаю. Думала, что мы в этой деревне жить будем. А оказалось, что нет. Рядом озеро было, а посреди озера – островок. Вот на этот островок он нас и определил на житье. Да еще постращал, что посреди озера – омут бездонный. Это я рассказываю, чтобы понятно было, что к чему. Полгода так прожили. Я дома сидела, варила из того, что он приносил, да вон его, — Александра кивнула на Бориса, — нянчила. А подлюка этот каждый день на лодке уплывал. Однажды я решилась за ним следом вплавь. Плаваю я хорошо, — пояснила она. — Дурочка я была тогда – думала, что у него другая завелась. А он народ собирал и все молились. Так я подслушала, что они жертву собираются приносить. Ну, жертва всякая бывает. Я подумала, что скотину какую забьют. А когда поняла, кого в жертву готовят, уже поздно было. Сначала он меня связал и оставил в сараюшке. Только ловкая я была, к косе прислонилась, да веревку перерезала. Побежала следом, а он уже в лодке, и Боренька плачет! Я вплавь, за лодкой. Плавала хорошо, — опять пояснила она, — ой, да я уже это говорила, — он и не заметил, как я поднырнула. Только лодка перевернулась, и Боренька в воду упал. Я его подловила в воде и в лодку бросила. Вот когда схватила, видно ножку и повредила.

Александра заплакала.

— Это я виноватая, что хромаешь ты, сынок, прости меня…

Виктория погладила ее по плечу.

— Что ж ты плачешь? Ты же в тот момент спасала его!

Вытерев рукавом слезы, Александра продолжила свой рассказ:

— Он-то плавал не очень хорошо. Да все равно меня притопить хотел. Стали мы с ним бороться в воде. Я и смогла его перехитрить. Притворилась, что ослабла, дышать перестала, а когда отпустил меня, я вроде как на дно пошла. А потом его за ноги ухватила! Он сам воды нахлебался, и под воду ушел! Я на лодке до берега доплыла, Бореньку схватила, да и побежала в деревню ‒ людей звать. Только не нашли его. Я тогда подумала, что его в омут затянуло. А он живой оказался! Все-таки он, падлюка, меня перехитрил. Только я этого не знала до тех пор, пока он не заявился. Ну, когда Бориска пропал. Это после того было, как ты мне полтинник дала, — Александра посмотрела в сторону Виктории. — Заявился, фотку свою показал, ну ту, рваную. Я сразу догадалась, что раз фотка у него, то и знает он точно, где Бориска. За шкирки взял меня и тихо так сказал: «помнишь, что я обещал с твоим ребеночком сделать?» Я и пошла с ним, чтобы Бориску спасти. А он меня на болоте бросил. Если бы не ты…, — Александра посмотрела на Викторию и снова заплакала. На этот раз – навзрыд, — не верьте ему, не утоп он, живой он, гад, живой! А мне все жизнь снился по ночам – синий такой и весь в водорослях!