Январежки

Стук башмаков по лестнице.

Скрываюсь за шторой.

Королева находит меня в считанные секунды, её лицо покраснело от гнева:

– Вы… вы…

– Ваше Величество, я…

Ожидаю очередной пощечины.

Не ожидаю, что она толкнет меня в окно, что я полечу кувырком с головокружительной высоты…

…нет.

Не успевает.

Кто-то оттаскивает королеву, резко, грубо, кто-то хлещет её колючими ветвями роз, кто-то шипит – да как вы смеете, черт побери, я никогда не слышал у человека такого голоса…

Королева визжит, бросается прочь с чердака, мне тоже хочется броситься прочь от того, что я вижу, это не человек, это…

…жадно вдыхаю аромат роз, у него на лице три распустившихся цветка, еще пять нераскрытых бутонов…

Спрашиваю то, что и так очевидно.

– Вы… их сын?

– К вашим услугам, добрый господин.

Непонятный акцент, какой-то шипящий, шелестящий, так шелестят розовые кусты. В комнату входят еще двое, цветочный запах усиливается.

– Пойдемте с нами, – он протягивает мне руку в перчатке, стараюсь не думать, что может быть под этой перчаткой, – пойдемте… мы отведем вас в безопасное место… где королева вас не найдет… у вас будет свой дом… с розовым садом… Садовник вам, я думаю, не понадобится.

Оказывается, они умеют смеяться…

Краденая весна

Они украли у меня весну.

Они.

Все.

Их много, гораздо больше, чем я один.

«Большинством голосов март в этом году объвлен зимним месяцем».

Я их неннавижу.

Они это знают.

Они белые. Как снег.

Большинством голосов весна отменяется…

– …нет, ну ты эгоист законченный, ты о других подумай…

Это они мне.

– Зачем тебе эта весна? Зачем, скажи?

Это они тоже мне. Я их ненавижу. Я же не спрашиваю, зачем им зима.

Я уже знаю, что у меня отнимут лето.

«Вопрос о проведении лета в этом году решается…»

Так всегда говорят в январе. И в феврале. И в марте. А потом:

«Управление склоняется к переносу лета на более поздние месяцы или к сокращению лета…»

Это уже в апреле и в мае.

А потом:

«Большинством голосов лето в этом году отменяется».

Я молчу.

Их много, я один.

Только каждый раз поднимаю руку, когда спрашивают, кто за.

На улице снег.

Там всегда снег.

Они белые.

Белые, как снег.

Вопрос об осени остается открытым.

Я прошу осень.

Мне отвечают, что зачем мне осень, если не было весны и лета.

Захожу в отсек.

Переключаю температуру.

Они белые.

Они тают, как ледяные глыбы.

Они стальные.

Они умирают.

Я расправляю огненные крылья.

Я живу.

Первый раз за столько времени – я живу…

«…Обвиняется в массовом убийстве сотрудников на станции…»

Семнадцать Претти

– А вы, я вижу, кошек любите…

Хозяин бледнеет. Следит за моим взглядом, смотрит на коллекцию фарфоровых статуэток на камине. Пять, семь, десять… ух ты, семнадцать.

– Семнадцать, – повторяю я.

Хозяин разводит руками:

– Ну а что вы хотите, я за свою Претти любого разорву…

– И… часто приходилось?

– Ну, вот видите… Претти у меня сильная… очень сильная…

– Можно… взглянуть?

Хозяин не успевает ответить, на кресло вспрыгивает черное пушистое существо, смотрит на меня раскосыми глазами, невольно отворачиваюсь, чувствую исходящую силу, большую силу, сжимаю волю в кулак, чтобы не растерять остатки разума.

– Ну как? – спрашивает хозяин.

– Мощно… очень мощно… слушайте… а вы… не боитесь?

– Да как-то… привык уже.

– И, значит, вы… семнадцать раз?

– Да… пришлось… – он наливает себе еще кофе, – понимаете, я этим совсем не горжусь… ну а что делать было…

Киваю. Понимаю. Если бы кто тронул мою Флер, я бы поступил точно так же.

– И как вам Вильямс?

– Э-э-э… простите… кто?

– Вы его видели.

– Простите… не при…

– …Претти.

– А, ну да, – хлопаю себя по лбу, понимаю, что речь шла про хозяина кошки, – весьма… приятный…

– А его… м-м-м…

– …Претти? Да, впечатляет кошечка. Первый раз вижу… чтобы такая сила…

– Страшно, правда?

– Да… есть немного.

– И не немного. Вот что… есть тут кое-какие подозрения насчет Вильямса… вас не насторожили семнадцать фигурок?

– Ну… если Претти такая сильная, то наверняка находилось немало желающих…

– Но вам не кажется, что семнадцать, это уже, так скажем… перебор?

– Ну, как сказать…

– …и мне кажется, это еще не вся его коллекция.

– Вы думаете?

– Мало того… друг мой, у меня есть подозрение… что он нарочно подставляет все эти убийства… что ему… нравится убивать.

Сглатываю:

– И что вы предлагаете…

– …зайдите к нему… и проверьте…

– Думаете, он так просто пустит меня…

– …а вы зайдите, когда его не будет.

– Вы… вы предлагаете мне зайти в дом один на один с этой… Претти?

– Да.

Вот так, коротко: да. И все.

Понимаю, что с моей Флер спорить бесполезно.

И что сегодня вечером я дождусь, пока Вильямс уедет, и пойду в подвал пустого дома, дома человека, которому нравится убивать.

Память

…начинаю понимать.

Что?

Еще не знаю, что.

Но начинаю понимать.

Они дали мне понимание.

Они.

Кто они.

Не знаю.

Кто я.

Тоже не знаю.

Этого мне не дали знать.

Мне дали знать идти туда.

Иду туда.

Там понимать. Много понимать.

Мне дали знать, куда идти. Вперед. Потом направо, где камень. И налево.

С собой веду…

…кого?

Не знаю.

Этого мне не надо знать.

Вижу цель.

Она…

Она…

…не знаю, какая она.

У меня нет знаний.

Я должен что-то сделать с этим… с этим… которого веду с собой.

И с тем, что у меня в руке.

Делаю.

Что-то происходит.

С тем, кого я веду.

И тем, к чему я пришел.

Что-то соглашается, что-то дает мне…

…дает мне…

…начинаю понимать, вот теперь по-настоящему начинаю понимать. Смотрю на Атакела, которого я только что заколол, смотрю на источник знаний, который только что поделился со мной.

Кланяюсь источнику. Впрочем, источнику уже не до меня, он набрасывается на то, что было Атакелом, высасывает дочиста.

Мешкать нельзя, надо спешить домой, в поселение. Теперь припоминаю. Поселение. Нас около трехсот. Двести девяносто пять. Нет. Теперь двести девяносто четыре. Потому что Атакела нет.

Смотрю на небо. Теперь я знаю – небо. Смотрю на звезды. Теперь я знаю – звезды. Вспоминается и чувствуется что-то такое… такое…

…нет.

…чтобы вспоминать и чувствовать, надо было забрать весть источник.

Источник не позволит забрать себя весь.

Спешу назад, мимо камня, по просеке, касаюсь коры дерева, вспоминаю слово, пробую его на вкус – кора, пробую на вкус и другое слово – сосна, мне мало, мне хочется вспоминать еще, но еще – нет.

Не дали.

Немножко дали – и хватит.

Кора.

И – созвучное с корой – ко-рень-я, которые мы выкапываем из земли, вернее, выкапывали, сейчас они ничего не делают, все двести девяносто три, они не знают, что делать, потому что знания иссякли.

Они выходят из укрытий, они окружают меня – все двести девяносто три. (Я – двести девяносто четвертый. Умерший Атакел – двести девяносто пятый). Они смотрят на меня. Они ждут.

Передаю каждому по капле. Чувствую, как капля за каплей тает во мне то, что я принес. Отчаянно пытаюсь вспомнить, что я видел, что я думал, что я знал, небо, звезды, кора…

Небо, звезды…

Небо…

Не…

…всё.

Знаю. Рыть. Искать. Есть. Вот это. То, что вижу перед собой.