Страница 205 из 231
- А кем ты приходишься ему, м? - он мотнул головой в сторону двери. - Уверен, что всего лишь очередным увлечением, словно одной из трактирных девок, которых он бросает, как только находит новых.
- Много ты знаешь об этом...
- Больше, чем ты.
- Заткнись, - она зажмурилась и потёрла пальцами переносицу. - У меня нет никакого желания разговаривать об этом. Особенно с тобой.
- Прекрасно, - выплюнул Лиам. - Тогда я пойду, а ты возвращайся на пир.
- Ты ведь хотел поговорить, - остановила она его, и эльф удивлённо обернулся. - Явно не о том, что сейчас видел.
- Да, - пробормотал он, сдвинув густые брови и подойдя обратно к ней. - Хотел.
- Ну?
Он смолчал, положив ладонь на ограду и всматриваясь в темневшие за городом лесные дали.
- Я хотел сообщить, - проговорил он после длительной паузы, - что Логнар предложил мне то, что сделает Кильрика бессмертным — кровь сехлина.
- Шутишь, что ли? - нахмурилась Лета.
- А вот и нет. Лэлех обратился безо всяких последствий. Почему бы и нет?
- Ты хочешь, чтобы твой король стал вампиром? Как на это отреагируют подданные?
- Я ещё не принял решения. Поэтому хочу, чтобы ты знала об этом.
- Но что я могу? Я не лучший советчик в этих вопросах.
- Понимаю. Ты просто должна была это знать, - произнёс Лиам.
- Единственное, что я скажу: возьми кровь. Привези её в Грэтиэн. А там... а там ты уже узнаешь, какое решение принять.
- А говоришь, что ты не советчик, - грустно улыбнулся Лиам. - Возвращайся в зал, красотка. Пока я опять не вспылил.
Она хотела вновь остановить его, но руки словно налились свинцом, а язык прирос к нёбу, так что она просто смотрела, как он скрывается обратно под сводами галереи, гадая, что ей же подсказывали её чувства по отношению к нему.
Но и сердце, и разум предательски молчали, голосуя за возвращение к танцам и элю.
***
Ему не пришлось выбивать дверь. Она открыла её, едва услышав шаги, и заволокла его в комнату, запирая дверь на засов. У него в руках была бутылка, с глухим треском разбившаяся о пол, когда он выпустил её из обмякших пальцев. Всё потому, что Лета не позволяла себе думать — как тогда, в Аш-Красте. Всё потому, что она толкнула его спиной в стену, вызывая изумлённый вздох. Всё потому, что она врала, когда заявляла в своей уверенности в том, что он был жив. Дальше она не пошла, отстранившись и проведя ладонью вниз по его животу, отчего его взгляд начал темнеть, а дыхание потяжелело. Она сомневалась, что он не погиб в этой битве. Размышления о том, что она могла больше никогда его не встретить, накладывали свой отпечаток на каждое движение и прикосновение к его телу, и Конор чувствовал это.
Они врали друг другу. И это было лучшее, что они могли. Незачем было честным словам разрушать построенную ими долину взаимных упрёков, ругни и злости, приведшую их к тому, что они имели сейчас. Правда и откровенные разговоры были хороши, но они понимали друг друга и без них, навечно связанные этим диким желанием и чем-то ещё, о чём Лета страшилась пока думать. Ложь была предпочтительнее. За ней они могли скрыть истину, из-за которой она впустила сегодня Конора в свою комнату. Ложь помогла бы им завтрашним утром сделать вид, будто ничего не произошло.
Он оторвался от стены, когда она убрала руку с его живота, но лишь затем, чтобы скользнуть ладонями по её предплечьям и притянуть к себе. Перевернув её кисти, он посмотрел на белесые шрамы на руках.
- Покажи мне.
Она развернулась к нему спиной, но так и не успела добраться до сдавившего её талию корсета. Пальцы Конора ловко расправились со шнуровкой, от чего ей подумалось, что ему такое было явно не впервой, и корсет сполз по её ногам на пол. Она заметила, что дышать стало значительно легче. Оттянув край рубашки, она обнажила спину, и Конор отбросил копну её волос вперёд.
Его палец провёл по следу шрама на плече.
- Есть ещё?
Она повернулась к нему, раскрывая рубаху. Он медленно исследовал гладкий шрам над ключицей. Она вздрогнула, когда он наклонился, чтобы коснуться его губами. Рубашка мягко скользнула на пол, а его руки — к её животу, натыкаясь рваный след раны. Она стояла перед ним, нагая по пояс, и её сердце глухо стучало прямо в его ладонь, которая замерла на похолодевшей груди. Она растеряла всю свою смелость и стыдилась и этого, и своего тела, скованно сжимаясь перед Конором.
Его ладонь нашла её рёбра, также отмеченные буграми былых сражений. Он застыл на какое-то время, уперев нечитаемый взгляд в её глаза, и только тонкий, выработанный годами в Кривом Роге слух позволил ей услышать в наступившей тишине загнанное дыхание, которое ему почти удалось скрыть. Проверяя свою догадку, она положила ладонь на его грудь, убеждаясь в её участившихся подъёмах, а в следующий миг оказалась вжата в стену и не сдержала сдавленного стона от того, какой холодной она была.