Страница 140 из 231
- Я не жалею об этом. И в ночи я смогу помогать Сынам. Я был обращён, чтобы нести смерть в человеческий мир, - глухо отозвался он с померкшей улыбкой на лице. - Но у меня ещё есть время, чтобы исправить это.
***
Вокруг всё чёрное. Такое чёрное, до одури, не видно ни тех, кто рядом, не видно ни своих собственных рук, но Лета точно знает, что подняла их и держит перед собой. Зато слышно. Она слышит, как ветер шевелит оконную раму, пытаясь поднять в воздух осколки разбитого стекла; слышит, как скользкие тени ползут по полу и протягивают к ней свои кровавые щупальца; слышит, как стонет и умирает мир вокруг. Как погибают тысячи, ещё чуть-чуть, и она увидит их силуэты, мухами облепившие стены родного дома где-то у северных границ...
Родной дом? Был ли он у неё? Она не знает.
Её дом — лес. Каждый из сотен на всей земле, все пеньки и кустарники интерьер этого дома, мягкий влажный мох служит постелью. Тени исчезают, пляшут в красном отблеске, вырвавшимся из-под взмаха Анругвина, раскалывают черноту пополам, задыхаются, рассеиваются, тают, как утренняя дымка в лучах восходящего солнца. И вот она стоит посреди своего настоящего дома, в окружении изумрудной зелени и свистящего шелеста листьев. Стволы расступаются перед ней, со скрипом накреняясь в стороны, открывают ей путь к его постели, устланной белоснежной простынёй. Она подходит к ней, скользит пальцами по мягкому матрасу, дотрагивается до обнажённой плоти руки со знакомыми шрамами и чрезмерно выступившими венами на кисти. Она почти готова откинуть простынь с лица, чтобы взглянуть, всего лишь на секунду, чтобы вспомнить... Но его нет. Постель чиста, пахнет свежестью и сеном. Наваждение? Сон? Дурная игра реальности?
Характерный влажный треск прорезает тишину. Анругвин поёт, вырванный из ножен. Она оборачивается, чтобы вонзить его во что-угодно, в кого-угодно, только бы напоить клинок досыта, но кто-то уже пустил кровь. Алая, уродливая, она растекается по траве, вмиг делая её багровой, от этого становится страшно, больно... Она поднимает глаза, видит рану у самого сердца, видит узкий длинный шрам, чуть не рассёкший когда-то глотку вдоль, видит утихающий огонёк в голубом небе печальных глаз. С меча струится кровь, бежит, заливая её сапоги, как источник бьёт горячим потоком, и его жар воспламеняет сосны вокруг...
Возле раны у сердца призраки сплетают очертания, воссоздают живой холст с костями, мышцами и кожей, и там, где горели только глаза, появляется искажённое болью лицо.
- Смотри, что ты сделала, тварь! - кричит старый керник. - Ты меня убила!
- Это не я... - задыхается она, отстраняясь, но ноги вязнут в багровом болоте. - Не я...
Пахнет железом. Пахнет кровью.
- Ложь, - его последнее слово накрывает тяжёлый вздох, он падает, погружается в бурую трясину, но тянет к ней руки.
Она кричит, потому что больше ничего не может — тело с каждым движением всё глубже уходит вниз, в месиво из крови, травы и грязи. Кончики пальцев уже не могут нащупать рукояти меча, но этого ей и не нужно.
Ты готова уйти...
Рот заливает, заглушается сдавленный крик, керник хватает её жесткой рукой за горло и сжимает...
Лету затрясло. Она перевернулась набок, чтобы из неё вышло то, что хотел выплюнуть желудок, но это оказались пустые позывы. Рваться было нечем со вчерашнего дня.
Она легла обратно на спину, пытаясь прийти в себя и царапая ногтями шею. Она всё ещё чувствовала его пальцы, их страстное желание придушить её, закончить с ней наверняка, но мучительно.
«За что ты так со мной, гадина?!» - Лета поднесла к глазам руку, глядя на Драупнир, вокруг которого по тонкой коже расходились красные пятна.
Сколько раз она пыталась снять кольцо, однако причиняла себе только боль. Сейчас она поняла, что пыталась содрать его во сне. Даже её находившееся в забытье тело понимало, что от этой штуки нужно было срочно избавляться.
Девушка неспешно села, откидывая одеяло. Берси спал, свернувшись калачиком рядом с ней. Тень от костра плясала на его светлых кудрях. Родерик встретился с Летой глазами, вытянув руки над пламенем.
- Ты не спишь?
Значит, она не кричала. Иначе её бы разбудили давно, не доводя сон до того момента, где Драгон подплыл к ней через кровавое болото и стал душить.
- А ты? - прохрипела Лета.
- Не хочется.
- Родерик...
- Не начинай. Хотя бы сегодня, - поморщился он. - Позаботься лучше о себе.
- Что?
- У тебя опять были кошмары. Лицо зарёванное.
- Я только хотела сказать, что рада, что у нас тобой получился хоть какой-то осмысленный диалог.
- Сейчас самое время острить, Лета.
- Конечно. Слушай, никто не виноват, что тебя ломает без твоей грибной гадости, так что перестань стервенеть, - выпалила она, вставая. Удалось ей это действие только с третьего раза.