Страница 107 из 231
- Ну и где упыри? - произносит незнакомый голос.
- Скрываются в домах. Приказали людям спрятать их, - грубый металл.
- Да ну.
- Они всегда так делают. А что деревенщины, неспособные сражаться, возразят имперцам?
Она щурится, замечая копну тёмно-рыжих волос. У другого светлые волосы.
- Мы не можем, Конор. Мы не можем взорвать Мийру. Здесь же люди. Здесь... дети.
Лета, затаив дыхание, подходит ближе. Они её не видят. Она становится рядом, налетает ветер и швыряет ей снег в лицо. Но она узнаёт. Рыжие волосы до плеч, узкое лицо, непривычно красивое без своего шрама. Тело укрыто тёмно-синим плащом. Лета хочет подойти ещё чуть-чуть, но жестокий ветер ударяет её в спину. Она падает, пытаясь найти опору в стоящем рядом человеке, однако натыкается руками лишь на сугроб. Инстинктивно закрывает глаза, а когда открывает, снегопад проходит. Переворачивается на спину, слышит новые голоса.
«Не понимаю... Не успеваю понять...»
- Я должен был тащиться через всё владение, чтобы ещё и уговаривать тебя?! - кто-то кричит, взбешённый.
Лета садится. Снег холодит бёдра. Внизу всё те же домики, теперь яркие, чёткие, не закрытые от глаз падающим снегом. Деревня похожа на Блисток в Суариве, в котором она когда-то жила. Маленькая, снежная, прекрасная...
- Ты — хэрсир, мать твою! Исполняй мой приказ.
- Но там же люди... Там... Мы что, убьём невиновных?
- Я приказал тебе уничтожить деревню, и ты должен был это сделать. Без лишних разговоров. Но нет, ты посылаешь гонца за мной, в Сатур, чтобы я примчался сюда и... и... и что? Отчитал тебя, как маленького мальчика? Ты — хэрсир, Конор, а не слюнтяй какой-нибудь...
Всё тот же синий плащ, всё тоже молодое, красивое лицо... Юноша. Не старше, чем Лета. Волосы кажутся ещё рыжее при свете костра, который тот отбрасывает. Глаза полыхают гневом.
- Ты воин, - продолжает другой человек, с седыми нитями в густой ржавой шевелюре и с гладко выбритым суровым лицом. - Таким, как ты, приходится идти на жертвы, во имя высшей цели. Это нужно сделать, понимаешь? Так поступает настоящий хэрсир, командир, готовый на всё ради спасения своего народа.
- В Мийре находятся люди, которые ни в чём не виноваты, - говорит юноша. - Ещё не поздно всё исправить. Дай нам только войти в деревню и зарубить упырей, не причиняя вреда её жителям.
- На это нет времени, да и имперцев слишком много. А когда пришлют подмогу, будет слишком поздно.
- Я слал гонца как раз за этим. Ты бы мог вернуться с людьми.
- Я — твой ярл, мальчик! Я ясно выразился, когда приказал тебе взорвать Мийру к чертям собачьим. Вихюон уже там?
- Заложен. Возле четырёх домов в центре и шести на окраине.
- Чего же ты медлишь?
- Это живые люди! - кричит юноша.
- Выполняй мой приказ. Представь, что город — просто пустая коробка.
Морская волна поднимается и сносит с ног, смывает, как обрывки гнилых водорослей, ворочает по острому дну, заливает уши зелёной пеной и выталкивает на берег. Лета теряет сознание и сразу же возвращает его, оказываясь среди шумной толпы на деревянной скамье.
- Сознаёшься ли ты в преступлении против своего народа, Конор ан Ваггард? - звучит гулкий голос, заполняя огромный зал и вонзаясь в слух сотен слушателей.
Он один, раздетый до пояса, избитый, со следами засохшей несколько дней назад крови, закованный в стальные браслеты, стоит перед сияющими божьими ликами.
- Я не виноват, - хрипит. - Я выполнял приказ.
- Разве я говорил тебе убивать невинных жителей Мийры? - один из ликов. - Я приказал взять город и убить упырей.
- Любой ценой.
- Но не жизни других.
Зрение проясняется, Лета видит огромное окно, через которое бьёт солнечный свет, отчего стоящие перед юношей фигуры кажутся светящимися, как божества. А она сидит между другими зрителями, за оградой и стражниками, расставленными по всему периметру полукруглого зала.
- Ты явился тогда и сказал мне исполнить твой приказ несмотря ни на что. Забыть о тех людях. Потому что так поступает настоящий командир и воин — идёт на великие жертвы.
- Что ты несёшь, Конор? В последний раз спрашиваю: ты признаёшь свою вину?
- Нет, - рычит он.
- В казематы его. Ты будешь сидеть в холоде и темноте, в одиночестве, пока не признаешься в содеянном.
Хватают под руки, уводят.
- Чем я провинился перед тобой, отец?! За что ты так меня ненавидишь?! - кричит юноша, упираясь ногами в пол.
За ту любовь, которую мать давала тебе, обделяя его и Торода...
«Нет. Она любила их».