Страница 25 из 97
Озверевший от гнева Трофимов выхватил нож, и, нагнувшись к мертвому «духу», схватил того за волосы и подтянул повыше к себе. Так удобнее было отрезать уши.
- На память себе оставлю! О лучших временах...
Маврин пристально наблюдал за действиями лейтенанта. Он видел, как темная кровь струится по лицу убитого. Видел не знающую границ злость в глазах советского офицера. Он был похож на хищное животное, да вот только животное убивает и съедает свою жертву из чувства голода. С людьми все иначе.
- Нужно зачистить ближайший кишлак, - сказал Селиванов, не обращая внимания на зверства лейтенанта. - Возьмем еще парней и зададим им жару.
События того дня Маврин вспоминал неохотно, но память о них не покидала его многие годы. Он хотел излечиться от ран прошлого. Но даже когда раны затянулись, на теле остались шрамы. Сувениры из далекого Афганистана.
Он нехотя вспоминал случай с подростом лет четырнадцати, которого застрелили на его глазах в том кишлаке. Это сделал Степаненко. Он, по сути дела, спас Олега от смерти. Ведь если бы он не выстрелил, подросток выхватил бы автомат и всадил несколько пуль в Маврина, на миг засомневавшегося в опасности. Все было сделано правильно, но память об этом не казалась чем-то хорошим. О войне с радостью может вспоминать лишь тяжелобольной садист.
Стоя на горе, Маврин видел, как накрывает очередной кишлак огнем. «Град» выполнял свою работу на все сто процентов. Со временем дым рассеялся, и с горы можно было увидеть, что на месте кишлака остались лишь руины и горы обгоревших трупов без конечностей.
- Хорошо проделанная работа, бойцы, - заключил Трофимов. На шее его была нитка. На нитке висело человеческое ухо. - Уходим.
И они ушли, чтобы вновь воевать. И когда Маврин вернулся на Родину (а это случилось спустя год с небольшим), он уже не задумывался над тем, что делал в Афганистане. Там он выживал. Отдавал долг Родине. Был воином-интернационалистом. Как ни назови, все остается прежним. Он воевал.
«Многие говорят, то эта война была бессмысленна. Многие говорят, что на той войне советские солдаты позволяли себе слишком много. Они грабили, насиловали, убивали без разбора. Но на какой войне что-то происходит иначе? Мы просто были безумны от того безумства, которое творилось вокруг нас. От мыслей, что можем быть похоронены заживо, что с нас снимут шкуры в плену. Мы были теми, кем сделала нас эта война».
Эти слова он скажет много позже. Взглянув назад, он подумает, что не слишком уж отличался в конце своей службы от того же самого Трофимова, который пугал его своими выходками поначалу. Безумие заразно, если поразмыслить.
***
Токио утопал в отблесках солнца. Царство стекол, разноцветных реклам, дорожных разметок и бурного потока транспорта. Толпами курсировали по центру города люди, решая свои мелкие и крупные дела. То был город передовой, современный.
Он стал таким давно, еще в прошлом веке. Город на стыке культур. Его виды, его улицы нельзя было спутать с улицами других городов всего остального мира. Что-то особенное, едва различимое для местного жителя, но крайне заметное для человека приезжего, содержалось в его стенах, окнах его высотных зданий, в его шикарных рекламах.
Сидя в такси на заднем сидении, Равик вглядывался в виды незнакомого ему города. Нет, он, определенно, не бывал раньше на улицах Токио. Если Стокгольм казался ему знакомым, то столица Японии выглядела чуждой.
Таксист хорошо говорил по-английски. Уточнив место назначения у пассажира, он спокойно управлял автомобилем на широких дорогах города. Неспешно подъехал ко входу в высотное здание.
- Счастливого пути, - сказал Равик, покидая такси.
На нем был классический костюм серого цвета с белой сорочкой и темно-серым галстуком. Лицо его было выбрито. Глядя на него, можно было подумать, что он занимает должность топ-менеджера в крупной компании. Хорошо пофантазировав, можно было расписать его жизнь по деталям. И ошибиться в итоге.
Теперь Равик стоял напротив дверей, которые уже видел на снимках несколько дней тому назад. Дни подготовки были позади, и он шел вперед, зная, что на стойке рецепции ему потребуется уточнить свое имя и цель визита, предоставить паспорт, пройти через рамку металлодетектора. Так он и сделал.
- Аригато! - сказал он молодой сотруднице за стойкой. Она улыбнулась ему в ответ, обнажив ровные белые зубы.
Взгляд Равика пробежался по вооруженной охране около рецепции. И пусть эти ребята всячески скрывали свою готовность в любой момент вступить в бой, их выдавали напряженные взгляды и оттопыренные из-за плечевой кобуры пиджаки.
Равик поднялся на 80-й этаж. Обыкновенная офисная зона. По пути ему не встретилось ни души. Как будто все офисные сотрудники покинули здание, узнав о том, что планируется.
Кабинет номер 8045. Повернув дверную ручку, Равик вошел внутрь. В просторном офисном помещении с несколькими столами он увидел одного из членов отряда, одетого, как и он сам, в костюм.
На полу, едва слышно постанывая, сидела молодая японка, облаченная в белую блузку и черную юбку. Руки ее были связаны за спиной. Она жалобно посмотрела на Равика, а после отвела взгляд, понимая, что помощи от него она не дождется.