Страница 4 из 46
Наконец, Арин отвел свой тяжелый взгляд от приговоренного, и подал условный знак человеку гигантского роста, стоящему по правую руку от него. Тот издал оглушительный крик, и толпа разом умолкла. В центр вышло сразу два десятка вооруженных людей из личной охраны жреца. Они растянулись цепью перед собравшимися, чтобы те не приближались близко к смертнику. Воины особо не церемонились с зеваками. Они грубо отпихивали особо любопытных короткими копьями, перехваченными поперек древка, заставляя их отойти на несколько шагов назад. Арин всерьез опасался того, что сейчас из этой неуправляемой толпы выбежит кто-то из друзей приговоренного и попытается отомстить верховному жрецу за столь суровый приговор.
Внешне главный жрец выглядел спокойным. Он держал в руке длинную дымящуюся трубку, время от времени поднося ее к тонким сморщенным губам. Снова и снова Арин выпускал струйку, едкого дыма дикого южного растения, листья которого не дозволенно было срывать никому, кроме его слуг. Правитель свободного Энтэля уверял, что эта трава – великий дар Ундея-творца, предназначенный только для посредника между ним и его рабами. Любому, кто осмелится ослушаться приказа правителя и вкусит запретный для простых смертных дым просвещения, грозила смерть. С этой трубкой жреца можно было увидеть на любом важном для города событии, будь то жертвоприношение или казнь преступников и вероотступников.
Лишь когда на дне широкой чашки трубки остался один лишь пепел, Арин передал трубку слуге, который с почтением принял ее и отступил в сторону. Арин взял в левую руку почерневший от времени посох и слегка стукнул нижним концом по подножию каменного трона. Все тот же гигант, продолжавший стоять подле своего повелителя, коротко кивнул и выступил вперед. Этим человеком, командовавшим личной охраной Арина, был эркин по имени Лан. Он считался вторым человеком в государстве, которого порой боялись даже больше, чем первого. Причиной этого служил не только высокий пост - Лан занимал пост начальника энтэльской гвардии. Он вызывал в людях страх еще и потому, что был еще и палачом Энтэля. Причем непривлекательное для многих ремесло Лан считал высокой честью, оказанной ему.
Палач медленно двигался к своей сегодняшней жертве. Он был настолько крупнее Абида, что рядом они казались отцом и малолетним сыном. Уже на ходу Лан привычным движением надел на голый торс накидку из невыделанной бычьей шкуры. В ней была всего одна прорезь – для его огромной головы. Она равномерно ложилась на плечи и грудь, спускаясь до самых колен, не стесняя при этом движений рук. Живот он обвязывал куском веревки. В подобном одеянии палачу не грозило испачкаться кровью погибшего.
Толпа вновь затихла, хотя, время от времени, глазеющие издавали едва слышные вздохи, предвкушая жуткое зрелище. Когда Лан подошел к приговоренному, все замерли в ожидании. Палач вонзил взгляд в Абида, однако тот смотрел мимо него. Таких равнодушных глаз ему еще не доводилось встречать. Все предыдущие преступники, которых отправил к праотцам Лан, вели себя по-разному: глаза одних умоляли палача быстрее сделать свое дело, другие посылали ему мысленные проклятья, вкладывая всю свою ненависть в силу взгляда. Они боялись, ненавидели, молили о пощаде, но все они испытывали самые сильные чувства в своей жизни. Тот, кому предстояло умереть сегодня, внешне продолжал казаться совершенно безразличным ко всему происходящему.
Палач еще раз взглянул на того, чьи приказы привык исполнять. Лицо Арина оставалось каменным. Он все также сидел на своем троне, не выпуская из рук тяжелого посоха. Ответного взгляда гигант так и не дождался. Это могло означать, лишь одно: решение Великого Посредника между богом солнца Ундеем и его рабами осталось неизменным. Тогда Лан наотмашь ударил рукой связанного Абида. Удар был таким мощным, что муслима отбросило почти на два шага. Оказавшись на земле, смертник слегка встряхнул головой. Палач был уже рядом. Он резко дернул лежащего за ноги, оторвал его от земли и, размахнувшись им, будто плетью, ударил отступника веры о край жертвенного камня. Послышался глухой леденящий душу хруст ломающегося черепа. Лан отпустил безжизненное тело своей жертвы. Казнь была свершена. Мертвец упал на спину. Из раздробленного затылка по земле разливалась густая лужа крови. Еще одно темно-красное пятно осталось на самом камне, и теперь тоненькими ручьями стекало вниз.
Толпа вновь пришла в движение. Задние ряды лезли на тех, кто пришел раньше и теперь стоял впереди. Всем хотелось взглянуть на труп казненного. На лицах женщин отражалось чувство сострадания вперемешку с отвращением. Мужчины стали переговариваться меж собой, обсуждая что-то, видимо, крайне важное. Вскоре передним рядам наскучило это зрелище, и они стали проталкиваться сквозь ряды собравшихся, покидая место казни. Толпа начала редеть.
Ундей еще не утратил своего дневного блеска, а на площади перед священным жертвенным камнем осталось всего три человека. Первыми двумя оказались муж и жена, решившие разнообразить свою унылую бездетную жизнь хоть каким-то развлечением. До их лиц уже успел дотронуться повелитель времени, бог Уак.
Третьим был еще только познающий жизнь отрок, чей подбородок только начинал покрываться редким пушком. Вскоре малец остался совершенно один. Морщинистые лица тех, кто находился рядом с ним, перестали отражать какие-либо чувства, и оба супруга спокойно побрели прочь.