Сказание о городе Энтэль

Вскоре неопытный Иманкулов был отстранен товарищами по экспедиции от участия в работе по расчистке камня. Вокруг находки Каната теперь копошилось пять-шесть человек – больше яма в себя вместить не могла, а на расширение не хотелось тратить время. Сначала он пытался возражать, напоминая всем о своем статусе в этой экспедиции, но слушать его никто не стал. Солнце уже давно село, и археологам приходилось подсвечивать себе фонариками.

После нескольких часов работы Серега сделал заключение, заявив, что обнаруженная кандидатом в кандидаты наук находка, явно, имеет определенную научную ценность. Канат возликовал. Сначала в душе, затем и вслух. В последний раз он так радовался, когда ему вручали грант на обучение заграницей. Он попеременно то орал, как будто его укусила змея, то рычал, будто хотел кого-то напугать. И все это сопровождалось дикими движениями самого неудачного танцора в потоке.

Камень, который удалось найти Канату, оказался массивной плитой, с человеческий рост в высоту и шириной примерно в метр. Одна из плоских сторон от основания до вершины была полностью покрыта хорошо знакомыми Иманкулову письменными знаками. В похожем стиле были выполнены стелы в честь Бельги-кагана и Кюль-Тегина, которые он изучал по фотографиям во время учебы. Надпись была во многих местах затерта, но большую часть текста можно было расшифровать. Сделав несколько снимков своей находки, Канат тут же покинул организованную им же экспедицию, наказав остальным не прекращать раскопок. Иманкулов рвался в Алматы к известному в стране тюркологу, по совместительству, являвшемуся его научным наставником.

 

Глава 2

Габиден Байтасов, в прошлом директор Института археологии, был человеком старой закалки. Из тех людей, которые готовы были посвятить свою жизнь науке, не прося взамен ни регалий, ни денег. Чаще всего его можно было застать в кресле своего домашнего кабинета, склонившимся над разбросанными по всему столу бумагами. Это он год назад показал Канату пожелтевшую газетную вырезку, датированную июлем 1939 года. Автор статьи – А. Аметистов - неизвестный сельский учитель истории из Бурлютобинского района тогдашней Талды-Курганской области. Небольшая заметка была когда-то частью полосы районной газеты.

Автор публикации сообщал, что в нескольких километрах от поселка Лепсы, на кладбище, во время рытья могилы сельчане наткнулись на древнее захоронение. Аметистов решил самостоятельно произвести раскопки и выяснил, что, скорее всего, убитые горем родственники наткнулись на обломки некоего древнего сооружения. Учитель истории сообщал, что обнаружил на месте раскопок чудом сохранившуюся рукопись, вложенную в деревянный футляр, изготовленный наподобие современных тубусов. Артефакт, якобы, был покрыт неким раствором, благодаря которому сумел неплохо сохраниться. Запись была выполнена на пергаменте арабской графикой. В тексте, по заверению археолога-дилетанта, говорилось о древнем городе-государстве, существовавшем на севере нынешней Алматинской области. Кроме всего прочего, там упоминалось имя одного из правителей, при котором город переживал период своего расцвета. Аметистов предположил, что найденные им руины были частью городской библиотеки, а свиток – ничем иным, как посланием к потомкам.

Дотошный Байтасов решил, во что бы то ни стало, найти следы автора заметки, или хотя бы его родственников, но поиски не увенчались успехом. Тогда историк с головой погрузился в изучение архивов, пытаясь выяснить, организовывались ли экспедиции по поиску погребенного под толщей земли древнего города. Однако и здесь профессора ждало разочарование. Зато в кипе запыленных папок, непонятно откуда взявшихся в районном архиве, Байтасов наткнулся на личное дело одного из государственных преступников, каковых в конце 30-х было предостаточно. Эта находка пролила свет на загадочное исчезновение школьного учителя. Оказалось, что в конце 1939 года Анатолий Аметистов был обвинен в антисоветской пропаганде и сослан в ГУЛАГ. Профессор сделал вывод, что открытие Аметистова так и осталось незамеченным. Сначала никто просто не поверил врагу народа, а затем началась война.

Байтасов, тогда еще директор только что открывшегося в стране Института археологии, готов был сам организовать экспедицию и найти руины загадочного города. Но безуспешные попытки сломать бюрократическую систему выбивания государственных средств не увенчались успехом, и напрочь отбили у него желание совершать какие-либо открытия.

Хотя, справедливости ради, стоит отметить, что кое-что он все-таки сделал. Настырный профессор сумел добраться до свитка, найденного Аметистовым. Как именно ему это удалось, для большинства так и осталось загадкой. По слухам, помог кто-то из его бывших студентов, один из тех, кто успел сделать неплохую карьеру в Центральном аппарате КГБ.

Коллеги по цеху наотрез отказались признавать ценность клочка пергамента, обнаруженного когда-то неизвестным учителем. Во-первых, историков смутило то, что рукопись была сделана на арабском языке, хотя, в то время, племена, заселявшие Южный Казахстан и Семиречье, пользовались руническим письмом. Во-вторых, у записи не было автора, что было неприемлемо для ученых людей древности. Одним словом, кусок пергамента попросту сочли подделкой.

Где-то в глубине души Байтасов даже обрадовался – уж больно не хотелось вручать столь ценную находку этим нахлебникам государства. Древнюю рукопись он просто отнес в музей поселка, в котором прежде жил Аметистов, сделав предварительно несколько фотографических снимков.

На полный перевод текста ушло почти три месяца. Мешало то, что местами в тексте недоставало целых предложений.  Тем не менее, наиболее вероятная версия перевода выглядела примерно так: