Страница 35 из 52
Борт «Грач».
Бортовой журнал экипажа.
По прошествии множества часов.
«Слицмяра́х». Дирижабль, личный летающий форт Жегооца. Он был огромен. Мы стояли и смотрели на него в тени, им отбрасываемой до самого уж аэродрома. Его пассажирский корпус был длинный, двухэтажный и вторил в цветовой гамме огромному, чёрному продолговатому аэростату. Тридцать с лишним метров в длину и пятнадцать в ширину это чудовище. Он навис над ВПП авиакорпуса, и я не мог поверить, как швартовые держат его чудовищную громаду на месте. Нижняя часть «Слицмяраха» была усеяна готовым к бою вооружением. Его пушки прямо торчали из отсека, жаждущие поливать кислотой и разрывать неизвестными, но безумными снарядами. Я не мог поверить в то, что вижу его. Как он долетел до юга? Неужели патрули моей родины не осмелились даже приблизиться к дирижаблю? Какое число остановок ему требовалось для достижения пункта следования?
О скорости, о максимальной высоте, об истинной огневой мощи мне не дали покумекать прихвостни Жегооца, настырно толкающие нас к трапу, ведущему в «тело» этого чудовища.
- Я так старалась не смотреть на него… Думала, гляну ещё раз, и тут же «Слицмярах» поглотит меня…
Из её речи этой я и узнал название.
День близился к трём по полудню. Что-то подсказало мне, что мы не увидим солнца уже сегодня. Но я был готов действовать, день ли, вечер ли!
Где же ребята мои?
- Я могла улететь… могла…
Я перечитывал свой бортжурнал, сидя на холодном металлическом полу камеры с решётками, куда нас поместили, словно диковинных животных. Здесь было темновато, с коридора впереди лишь влетал к нам красноватый свет. Приходилось напрягать зрение.
Я прочитал. Кивнул. Вырвал лист.
- Теперь всё кончено… - произнесла девушка, обречённо, холодно. – Всё на хрен.
Она отвернулась.
- Как тебя зовут? – спросила, не глядя, вдруг.
- Зови меня… Кусок.
Она посмотрела на меня, на мой бортжурнал.
- А меня когда-то звали Шер. У меня была фамилия Мерлени́.
Я догадался, что она из народности галлов, одного из национальных меньшинств разношёрстного Грагоса.
Шер… мне её имя напомнило кошку. Видел однажды этого зверя, белого и пушистенького, после выступления одной эльфийской музыкантши.
Шер села прямо. Без этой пресловутой винтовки она выглядела отчего-то непривычно.
- Знаешь в чём сраная ирония, Кусок?! В том, что тебя они просто убьют. Сварят. Будет больно. Может, отправят в Миргасс. Там ты вообще недолго продержишься. А я? Меня Жегооц будет с удовольствием ломать. Делать такое… Из тебя вынут душу, Кусок, и бросят в Пропасть. Из меня вырвут её, изнасилуют и заставят забрать обратно, отрастить новую, блин, чтобы вновь её разрушать. Я завидую тебе… Что ты там читаешь-то всё?! Меня бесит твоя уверенность, твоё дебильное спокойствие! Ты не знаешь, где мы, ты не знаешь, с кем нам предстоит разговор. Ты…
Она придвинулась ко мне и заглянула в бортовой журнал.
- Дай мне чертёж, - сказал я.
Девушка изогнула бровь.
- Дай мне чертёж.
- Зачем?
- Дай мне.
- Не дам.
Я грозно посмотрел на неё.
- Дай!
Она попятилась ползком.
- Не дам!
Я понял, что придётся отбирать.
Я двинулся на неё.
Ужас.
Схватив её за куртку, я принялся шарить по её карманам. Она вся сжалась, начала отбиваться от меня. Я чувствовал запах её пота.
- Дай же!
- Пошёл ты! Не выйдет.
Она ударила меня по лицу. То ли ладонью, то ли всё же кулаком, я не разобрал.
Попыталась ещё раз. Я схватил её за руку. Отшвырнул.
Вот он, похоже, во внутреннем кармане куртки.
Я схватил листок бумаги мятый, а Шер – моё запястье. Ногти её впились мне в руку. Потекла кровь.
Я вытащил листок, отбросив её руку прочь. Она попыталась зацепиться за меня, но я оттолкнул её. Рука горела в районе кисти.
- Давай, бери, ублюдок! Думаешь, спасёшь свою жопу?! Думаешь, «добрый» Жегооц тебя пощадит? Да он на тебе по-живому этот чертёж нарисует, блин, падла уродская! Давай, бери, сука! Давай…
Нашу клетку открыли. Гоблины, шестеро, вбежали внутрь и набросили на Шер, всё ещё бранящую меня, что-то, напоминающее огромный сачок для бабочек. Я ринулся на них, но удар прикладом оказался для меня неожиданностью. Я упал, выронив свои бумаги.
Шер визжала. Орала, брыкалась, бранила меня, гоблинов и Жегооца. Она рыдала, ревела. Гоблины тащили её за руки и за ноги.
Я вскочил. Ударил одного из зумзацх в глаз. Брызнуло что-то. Но тут же меня забили прикладами.
Я видел, как они уносят её, закрывают дверь темницы.
Едва дыхание пришло в норму, я пополз. Пополз к своим страницам, листочкам.
Я знаю, чего ты хочешь…
Отдышавшись, я сел. Холодный пол мне вдруг показался таким удобным и мягким. Взял журнал, положил на ноги. Взял листок из него вырванный. Взял чертёж.
Рука дрожит. Но я справлюсь. Карандаш не потерял?
Взявшись за карандаш, я аккуратно начал чертить. Так я не держался и за ручку управления никогда. Любой неточный штрих – и «штопор».
Нужно было торопиться. Слуги Жегооца скоро придут за мной, тащить меня из камеры к своему повелителю. Это без вопросов.
Я буду рад. Только чуточку попозже давайте.
Готово.
Все надписи, все линии.
Всё на моём листочке.
А оригинал я съел.