Эффект плацебо

– Каким бы уникальным ни был Томас, его возможности ограничены. Все конечно. Он может повлиять на одного человека, допустим, сможет повлиять на двоих, но не на десять, не на двадцать человек. Он не сможет для всех них создать сон, вторую реальность, в которой все они могли бы оказаться. Томас мог бы сделать это только… только если бы работал не один.

Я хмурюсь, потом снова поднимаю взгляд на Миллингтона.

– Мы думали, что он захочет научить тебя тому, что умел сам. Мы думали, что Томас нашел в тебе зачатки этих способностей, – говорит Чарльз.

– Нет, – я отшатываюсь, – нет, я не умею внушать людям мысли и не лезу в чужие головы. Томас никогда не рассказывал мне ни о чем подобном, вообще… он приносил мне таблетки. Белые такие, круглые. После них я все забывала, после них наступало какое-то помутнение рассудка. Ни о какой телепатии вообще речи не шло.

Чарльз усмехается.

– Что не так? – спрашиваю я, нервно теребя край рубашки.

– Ты как будто помешалась на этих таблетках, Грета. Наша компания не производит ничего экстраординарного, что меняет сознание. То, что давал Томас, а давал он их не только тебе, было его личным экспериментом. Эти таблетки – пустышка, Грета. Плацебо. В них ничего нет, но твой мозг верил, что с ними что-то не так и рефлекторно позволял Томасу программировать свое сознание. Вот что было его хобби.

– Боже…

Я закрываю лицо руками и сгибаюсь в три погибели. Голова разрывается от избытка информации. Злость, страх, непонимание создают жгучую смесь, что поднимается вверх по пищеводу и кажется той самой кислотой, что мешает мне сделать вдох.

– Томас сбежал от вас, потому что вы не поддержали его идею?

– Томас вырос жестоким ребенком, хотя родители растили его в любви и заботе. Его мозг отличался от мозга других детей, Томас слабо проявлял эмоции. Он бывал жестоким, причем часто. Конечно, мне не нравились эти эксперименты, что с возрастом становились все более изощренными. Я пытался пресечь их на корню, но Томасу это не понравилось. Он решил пойти своим путем. Но, судя по всему, затаил обиду.

– Значит, я ему стала не нужна, как израсходованный материал. Он изучил все мои способности и бросил на произвол судьбы?

Миллингтон лишь вздыхает в ответ.

– Нет, Грета, – внезапно говорит Себастиан. – Что-то мне подсказывает, что ты все еще его эксперимент. Том всегда где-то рядом, я чувствую. Просто он наблюдает и ждет.

Дверь в кабинет открывается, и в нее входит мужчина в черном, что недавно подавал мне пальто. Он быстрым шагом направляется к Чарльзу.

– Мистер Миллингтон, можно вас?

– Что-то срочное?

– Чрезвычайно.

Чарльз выходит, мы с Себастианом переглядываемся и молча смотрим на дверь, ожидая его возвращения. В воздухе повисает напряженная пауза, и мое сердце начинает колотиться быстрее, когда Миллингтон наконец появляется и выглядит застигнутым врасплох.

– Монсун застрелился.

– Что? Как?

– Он напал на человека, который должен был следить за ним и быть рядом на случай непредвиденного. Владимир выхватил его пистолет и застрелился. Мой человек говорит, что Монсун свихнулся, кричал, что Том в его голове, что от него невозможно сбежать. Это были его последние слова.

Чарльз выходит в коридор, и мы с Себастианом следуем за ним. Никто не говорит ни слова, но в моей голове уже ведутся кровопролитные сражения.

 

Томас – это мой кит.