Эффект плацебо

– Грета, я не тот идеальный мальчик, каким был в детстве. И я… я презираю большинство людей, глупые стереотипы, невежество. В мире так мало искусства, но людей, способных понять его еще меньше. Но искусство – это не только картины и музыка. Это человек. Та неправильная, некрасивая, постыдная его часть.

Я хмурюсь.

– Ты гей?

– Да.

– Но Майк, он же…

Томас громко смеется:

– Забавная девочка Грета. Ты много пережила, но видела еще слишком мало, чтобы судить о людях по их внешности. Я покажу тебе мир. Хочешь?

Он протягивает руку, я прохожу вперед, и мы поднимаемся наверх.

Кажется, я окончательно слетаю с катушек.

 

***

 

Томас раскладывает на большом обеденном столе карту мира и указывает в самый центр Евразии.

– Ты должна попасть сюда.

А потом он долго говорит, и у меня кипят мозги. Много, очень много непонятных, сложных, незвучных названий. Подводных камней – еще больше, и голова кипит от всего этого. Город, в который мне нужно попасть – совсем небольшой, промышленный.

– Там есть еще одна фармацевтическая фабрика, хотя и довольно старая.

Томас делает кружочки на карте – показывает мой маршрут. Ломаная линия, пересекающая страну. Если все пойдет как надо, мне нужно будет вернуться в Америку, но совсем другим путем.

– Ты ведь поедешь с нами, верно? – спрашиваю я у Тома.

Тот смотрит на меня и качает головой.

– Только первые несколько дней. Дальше я не могу.

– Почему?

– Это твоя часть миссии, Грета. Я должен выполнить иную роль.

– Томас, я не знаю языка, ты понимаешь?

– Но ты ведь хочешь докопаться до истины?

Он странный. С Томасом бесполезно спорить, и меня это выводит из себя. Но я  молчу. Не смотрю на него, не смотрю на эту чертову карту. Опускаю взгляд на руки и долго изучаю паутинки вен на запястьях.

– Ты справишься.

Я ухожу. Молчание полностью поглощает дом, так, что сквозь звуки своих же шагов, я все еще могу расслышать, как тикают часы в гостиной.

Я открываю потайную дверь, спускаюсь в подвал и падаю на диван в кабинете. Закрываю лицо руками. Внутри меня – не злость, не отчаяние, не страх, но что-то иного рода, большое и могущественное, что не позволяет мне совладать с собственным телом. Оно пульсирует внутри головы и вызывает мигрень. Мне хочется колотить стены, разбивать вещи и кричать. Но я сижу, согнувшись в три погибели, и мои губы сами собой шепчут:

– Ты мне нужен, Адриан. Верни мне здравый смысл, прошу тебя.

Но Адриан далеко, и он больше не приходит. Никто не приходит для того, чтобы забрать меня в реальность.

Я опускаю голову на подлокотник, вытягиваю ноги на диван и закрываю глаза. Я пытаюсь представить свою историю, пытаюсь объединить разрозненные кадры.

Мое имя – Генриетта о’Нил. Мне восемнадцать лет. У меня светлые пепельно-серые волосы ниже плеч и серо-зеленые глаза. У меня бледная сухая кожа и длинные некрасивые пальцы на руках. У меня тонкие губы и овальное вытянутое лицо, как мне кажется, лишенное пропорций, но оно довольно симпатичное. Я стою перед воображаемым зеркалом и рассматриваю свою внешность в мельчайших деталях. Я разглядываю все, что могу в нем увидеть.

Это – Грета внешняя. Под ее кожей видны все ребра, и сама кожа тонкая и будто бы прозрачная – скелет, а не живой человек. На приплющенном с двух сторон лице видны большие прищуренные глаза, – они внимательно изучают. Руки касаются зеркальной поверхности, но одна дергается, возвращается к лицу. Своей левой рукой Грета внешняя проходит по волосам, по щекам, по плечу, по груди, опускается на живот. Правой рукой – держит отражение, будто оно может сбежать.

Но эта девочка – не все, что у нее есть. Грета внутренняя совсем другая. Она поет внутри головы Греты внешней. Она читает стихи. Она цитирует книги классиков. Она играет на скрипке. Она не способна дышать, но любит отчаянно и сильно, хотя  Грета внешняя прячет эту любовь изо всех сил. Это странно, но Грета внутренняя не умеет бояться. У нее нет тела, она не чувствует физической боли, она не страдает, и поэтому способна на все. Она готова сбежать на край света, она способна прыгнуть в бездну, потому что она – вечная. Но Грета внешняя запирает ее внутри себя и не позволяет выбраться наружу, потому что никто из них не знает, к чему это приведет.

Я слышу шаги и вздрагиваю. Открываю глаза – удается с трудом, потому что я уже погрузилась в состояние полудремы. Заставляю себя подняться. Пристально всматриваюсь в дверной проем, пока в нем не появляется Люси.

– Что с тобой? – спрашивает мартышка.

Мои губы дрожат в слабой улыбке.