Страница 49 из 118
Люси так радуется новому блокноту, который я покупаю ей в первом же попавшемся киоске, что я стыдливо опускаю взгляд и ничего не говорю. Мне тоже хочется вот так вот самозабвенно радоваться самому малому.
Мы гуляем по этой части острова еще очень долго. Уходим в самую глубь, в густые заросли, на иссохшие пустыри. Сидим на пляже под палящим солнцем, щуримся и смеемся так глупо, как это вообще возможно. Купаемся в океане, обливаем друг друга соленой водой и барахтаемся в ней, как в той луже, где застряли наши жизни. Но океан ведь тоже лужа, если изменить точку зрения. В масштабе вселенной Тихий океан – не что иное, как плевок в сторону планеты Земля.
– Вы что, поссорились с Адрианом? – спрашивает Люси, и я невольно вздрагиваю. Пересаживаюсь поудобнее и смахиваю песок, прилипший в мокрым коленям.
– Нет, мы не ссорились.
– Но вы не разговариваете уже вторые сутки.
– Нам не о чем разговаривать.
– Грета, это глупо, – Люси пристально смотрит на меня своими огромными глазенками и не моргает. Я не отвожу взгляда, но хмурюсь, и почему-то все внутри начинает пылать.
– Люди глупые, Люсьена.
Она морщится.
– Странное имя. Как будто не мое.
– Чувствую то же самое, когда ты меня называешь Гретой.
– Тебе «Генри» больше нравилось?
Опускаю взгляд и зарываюсь пальцами в песок. Он такой мелкий, податливый, возвращается назад быстро и легко, будто ветер.
– Нет, совсем не нравилось.
– Тогда я тебя не понимаю.
– Я тоже себя не понимаю, Люси.
Мартышка вздыхает и поворачивает голову в ту сторону, где волны бьются о берег, будто пытаясь выбраться к нам нм сушу.
– Пора идти, наверное, – говорю я, поднимаясь.
– Грета? – оборачиваюсь. – Все же он помог нам очень сильно. И я… мне кажется, это не совсем вежливо и круто кидать его. Мы не такие, как Майк, правда? И Адриан не такой.
Ее слова и правда меня задевают. Я никогда не задумывалась об этом, но порой слова, сказанные двенадцатилетним ребенком, звучат более взросло, чем любые доводы великовозрастных дядь и тёть. Я сдаюсь, опускаю голову и сжимаю руку Люси. Мы возвращаемся домой.
***
Слышу, как они с Адрианом смеются на кухне, и сердце щемит. Мне обидно и больно, как будто меня вдруг взяли и выбросили с общего корабля в маленькую деревянную лодку, а я никак не могу попроситься назад, потому что не хватает смелости. Я сама во всем виновата. Сама выпрыгнула и обвинила всех в этом.
Слышу, как шипит разогретая сковородка, и, изредка выглядывая в коридор, я замечаю Адриана в смешном ярко-розовом фартуке, скачущего у плиты. Слышу громкий голос Люси, замечаю, как она сидит на стуле, подобрав под себя ноги, и бурно жестикулирует, рассказывая какую-то историю.
Но мне, черт возьми, страшно выбираться из своей лодки!
Поэтому я жду, пока Люси уйдет. И когда Адриан остается один, я выхожу на свет.
– Привет, – говорю я и пытаюсь глупо улыбнуться, когда он застывает у противоположной стены со сковородкой в руке.
– Уже темнеет, а ты решила поздороваться? – он наклоняет голову в бок и хмыкает. Смотрит на меня неотрывно, не мигая.
– Прости.
– За что ты извиняешься?
– Я… я запуталась, Адриан. Я запуталась и так сильно зациклилась на себе, что перестала замечать что-либо вокруг.
– Да, это правда.
Он отворачивается и возвращает сковородку на плиту. Переворачивает кусочки мяса и раскладывает их по тарелкам.
– Я не хотела, чтобы так вышло.
– Как?
Слова душат меня. Я опускаю взгляд и крепко сжимаю зубы, чтобы не расплакаться. Глупая девочка Грета.
– Не оставляй меня, пожалуйста. У меня в жизни осталось только два близких человека, и я не могу вас потерять.
Молчание оседает между нами хлопьями, и мы даже не смотрим друг на друга. Люси вбегает в комнату, и, видимо, замечает это напряжение, начинает что-то рассказывать о глупой чайке, что чуть не спикировала ей в лоб на пирсе. Я не смотрю ни на кого, опускаю взгляд на руки и скольжу им по сухим некрасивым пальцам.
Адриан говорит:
– Будешь ужинать?
И я не сразу осознаю, что он это мне. Но когда взгляд их обоих приклеивается к моему лицу, я молча киваю и сажусь за стол. Глупая девочка Грета. Девочка, нашедшая семью, но так и не научившаяся любить.
Ужин проходит в тишине, разрушаемой лишь стуком вилок по тарелкам. Неотрывно смотрю на Люси. На ее лице отчетливо видна радость и наслаждение тем местом, в котором она оказалась, той едой, что она ест, и на секунду это и меня заставляет улыбнуться. Спустя столько холодных и мокрых ночей мы наконец-то оказались в тепле и уюте.