Страница 17 из 118
Я слышу крики из глубин дома, где громкий басовитый голос зовет Адриана по имени. Тот оборачивается и уходит, бурча себе под нос что-то вроде «Зайду позже». Дверь захлопывается, я слышу, как защелкивается щеколда с обратной стороны, и все так же не двигаюсь с места. Смотрю на ту стену, у которой только что стоял Адриан и чувствую себя чертовым победителем. Чем бы ни закончилось это мое сумасбродное путешествие, я иду навстречу концу смеясь[1].
***
В шкафчике стоят книги, и я перебираю потрепанные корешки, отсеивая те, что уже когда-то читала. Остается совсем немного.
Да, мы, бездомные дети, очень много потеряли в своем образовании, но мы никогда не были глупыми. По крайней мере, Люси и я точно. На выходных Серый весьма яро занимался нашим образованием, долгие и долгие часы учил нас тому, что знал сам, и мы были готовы сделать что угодно, лишь бы избежать его уроков. Но сидя здесь, я благодарна ему. Благодарна тому, что раз в две недели Серый привозил нам книги из городской библиотеки, и мы с Люси вставали на рассвете, как только становилось чуть светлее и читали взахлеб. Книги подарили мне все знания о мире, которые есть у меня сейчас. Книги лишили меня страха остаться в одиночестве.
И сейчас я ничего не боюсь. До тех пор, пока я в тепле и под крышей, пока к моему виску не приставлено дуло пистолета, я могу спокойно и медленно пролистывать книги одну за другой без задней мысли о том, что же будет дальше.
И я не хочу, чтобы Адриан возвращался. Не хочу, чтобы он нарушал мое единение с миром. Его молчаливая поза созерцателя выводит меня из равновесия и заставляет творить сумасбродные вещи, мне хочется кричать, ругаться, драться. Я всего лишь прошу, чтобы он никогда не входил в эту комнату. Чтобы никто никогда не входил.
Но дверь распахивается, а я даже не поворачиваю головы в ее сторону.
У меня в руках замирает «Старик и море», и я провожу пальцами по шершавой обложке. Старые страницы едва ли не рассыпаются в моих руках, но я бережно держу книгу и раскрываю в самом начале. Я читала ее очень давно. Так давно, что от слов «рыба» и «старик» в моей памяти больше ничего не осталось, и мне хочется перечитать ее сейчас, впитывая каждое ее слово.
– Вы поймали Майка? – спрашиваю, не поднимая головы.
– Кого?
– Ясно.
Адриан снова застывает статуей у двери, я вижу это боковым зрением и возвращаюсь к книге.
«Старик рыбачил один на своей лодке в Гольфстриме. Вот уже восемьдесят четыре дня он ходил в море и не поймал ни одной рыбы»[2].
– Мы видели, что вас было двое, но второй успел сбежать. Мы не нашли его.
Я киваю. При мысли о Майке у меня сводит желудок. Чертов предатель.
«Первые сорок дней с ним был мальчик».
Мальчик. Я резко запрокидываю голову, так, что сводит шею.
Фотография!
Судорожно шарю руками по карманам штанов, ерзаю на месте и не понимаю, как могла забыть о такой важной вещи.
– Что-то потеряла? – спрашивает Адриан, и я невольно поворачиваю голову в его сторону. Он стоит, скрестив руки к груди, нахмурив брови и наклонив голову.
– Нет, – отрезаю я и застываю.
Оставила ее в грязных вещах… да, точно.
Понимаю, что должна вернуть фотографию любой ценой.
Понимаю, что ни за что не расскажу о ней Адриану, и закусываю губу, опуская взгляд.
Мне кажется, он смеется надо мной. Когда смотрит вот так вот пристально, когда передразнивает мою мимику, когда трет лоб правой рукой. Когда молчит и ждет, что я выдам ему всю свою подноготную. Глупая, глупая Грета. Странно, что мне так хотелось верить в него в первые секунды знакомства.
«Но день за днем не приносил улова, и родители сказали мальчику, что старик теперь уже явно salao, то есть «самый что ни на есть невезучий», и велели ходить в море на другой лодке, которая действительно привезла три хорошие рыбы в первую же неделю».
– Salao, – говорю я вслух, и Адриан хмурится. – Salao, – повторяю я кивая.
– Что это значит?
– «Самый что ни на есть невезучий». Прямо как я. Вся моя жизнь – это salao, что бы я ни делала.
Мы молчим несколько минут.
– Что вы собирались делать с таблетками? – спрашивает он серьезно, резко вздергивая подбородок и выпрямляясь.
– Я не знаю, – отвечаю, пряча взгляд.
– Ты знаешь.
Он так резко меняет свое настроение, что по моей спине бегут мурашки от страха. Глупая, глупая Грета, но суровый взгляд Адриана намертво пригвождает меня к месту. Я рассматриваю свои ладони, изучаю все неровности, все царапины, маленькие синяки и ожоги. Так мы молчим еще около десяти минут.