Эффект плацебо

Два согласных звука отталкиваются от моих губ. Первый врезается в нёба вместе с языком, другой выскакивает наружу, как пробка из бутылки.

– Ры-ба, – повторяю по слогам и неожиданно выныриваю из сумрака, поглотившего мое сознание.

Когда я открываю глаза, все вокруг кажется мутным, будто бы сквозь запотевшее стекло. Моргаю много раз, картинка становится четче, но я не могу повернуть головы, потому что все тело расслаблено до невозможности и не желает приходить в норму.

– Ры-ба, – выплевываю я в потолок, нависающий надо мной серым блоком, и почему-то тихо смеюсь в ответ на свое же сумасшествие.

Перевожу взгляд чуть дальше и все еще бегу им по потолку, когда упираюсь в несколько небольших светильников. Они выключены, но в комнате достаточно светло и больше походит на день, нежели на ночь. Перевожу взгляд еще дальше и добираюсь до места, где потолок переползает в стену, и спускаюсь вниз. Стены тоже серые, но с каким-то бежевым подтоном, матовые и совершенно одинаковые. Пустые, голые. Огибаю беглым взглядом паркетный пол.

У противоположной стены стоит старенький антикварный шкаф, около него – большое кресло и журнальный столик. Мне следовало бы удивиться, но вместо этого я закрываю глаза и слушаю, как часто бьется мое сердце. Постель слишком удобная. Она теплая и пахнет порошком. Она чистая и не кишит насекомыми.

Наслаждаясь приятным домашним воздухом, я не сразу начинаю чувствовать боль. Она – штука коварная, и, словно гадюка, медленно ползет по моему телу. Сначала она охватывает ноги, самые ступни. Потом ползет вверх, заставляет мышцы сжаться от боли. Но своего пика агония достигает в области левой руки. Я рефлекторно тянусь свободными пальцами к плечу и натыкаюсь ими на что-то твердое. Моя рука перевязана плотным бинтом так, что ее невозможно разогнуть. Две завязки бинта впиваются в мою шею с другой стороны, и я тру то место здоровой рукой, пытаясь понять, что к чему.

Рывком подскакиваю на ноги, и голова начинает кружиться, перед глазами темнеет. Шарю руками впереди себя, цепляюсь за занавеску, сношу по пути деревянный стул и падаю, налетая на подоконник. Выдыхаю, слышу стон, который срывается с моих же губ, и вновь открываю глаза. Могу стоять.  

Мне дико хочется пить и в туалет одновременно, и я ползу вдоль стены к двери. Наваливаюсь на нее всем телом, но она оказывается закрыта. Надо же. Колочу здоровой рукой и ногами, кричу что-то неразборчивое, нелогичную смесь звуков и букв, жду несколько минут, но ничего не происходит. Замираю, приникнув ухом к двери, и когда по ту сторону раздаются шаги, бросаюсь к стулу и подхватываю его свободной рукой.

Слышу, как в двери щелкает щеколда, и она распахивается. Замахиваюсь на незваного гостя стулом, но он успевает перехватить мою руку, откинуть стул в сторону и впечатать меня в стену. От острой боли в раненой руке у меня перехватывает дыхание, и когда хватка зверя ослабевает, я безвольно сползаю на пол, прижимая к груди безжизненно болтающуюся левую руку. От сильной боли из глаз брызжут слезы, я крепко зажмуриваюсь и часто дышу сквозь зубы.

Крепкие руки незваного гостя берут меня за плечи и тянут вверх, помогая подняться, но я  все равно морщусь от его прикосновений. Открываю глаза и утираю слезы правой рукой, смотрю в пол перед собой, не могу выпрямиться от захватившей тело боли. Передо мной молодой парень. Хлопаю глазами, глядя на него, и не могу отвести взгляда: широкие плечи, сильные руки, но фигура такая вытянутая, стройная, тонкая, да и темные волосы чуть длиннее, чем обычно бывает у мальчиков, и такие блестящие и шелковистые, как у моделей с обложек журналов, но торчат в разные стороны. Глаза, что смотрят на меня так пристально, – серо-синие, или сине-серые, сложно навскидку сказать, какого оттенка в них больше, но такие глубокие, что мне становится неловко за свое существование.

– Я принес тебе обезболивающее, – говорит он, отходит к журнальному столику и наливает стакан воды из графина. Держит его в одной руке, в другой – таблетку, и меня передергивает от вида маленького белого кружочка.

Отвожу взгляд и упираюсь им в приоткрытую дверь. Первая мысль – бросится туда со всех ног и будь, что будет, но парень, кажется, улавливает ход моих мыслей и говорит:

– Нет. Ты не можешь уйти отсюда.

– Ч-что в-вы сделаете? Убьете меня? – голос дрожит, чертов предатель.

– Они хотели тебя убить, но я не вижу смысла в этом. Выпей лекарство, иначе боль станет слишком сильной.

Он протягивает мне стакан и таблетку, я принимаю их и делаю, как велено. Не жду мгновенного эффекта, но быстро успокаиваюсь, и дрожь тоже унимается сама собой. Парень закрывает дверь и упирается в нее плечом, скрещивает руки на груди и смотрит на меня слишком пристально.

– Где я? – спрашиваю и тут же пячусь под напором его взгляда до тех пор, пока не упираюсь в край подоконника руками.

– Кажется, сейчас лучше мне задавать вопросы. – Пожимаю плечами и опускаю взгляд. – Зачем ты пробралась на нашу базу и зачем тебе столько лекарств?

– Это не лекарства, – нервно усмехаюсь я, но в следующую секунду голос обрывается, и я больше не говорю ни слова.

– Откуда ты вообще? Как узнала о нашей базе, кому это нужно?