Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 165 из 244

Это выводило меня из себя. Эти мысли ни к чему мне сейчас. Еще не время. И это не должен быть Ной. Только не он и не здесь, не в этом городе, не в Эттон-Крик.

- Этот город не отпустит тебя.

Внезапно мне стало страшно, и я уставилась на Ноя, взглянув на него по-другому. Я ведь и не обращала на него внимания никогда. Не видела его, не замечала. Всему виной тот поцелуй, который мы оба проигнорировали. И, если бы не мой сон, я бы никогда не увидела его губ, складывающихся в улыбку, не увидела бы его широкие плечи, обтянутые изношенной футболкой, великоватой в талии. Не заметила бы его длинные, мускулистые ноги. Не увидела бы, как неряшливо встрепаны его светлые волосы, и как он откидывает их со лба. И не позволила бы себе полюбоваться теми редкими моментами, когда солнце выглядывало из-за туч, чтобы сыграть чудную мелодию в его медовых волосах.

Он внезапно обернулся, почувствовав мой взгляд, и спросил:

- Что?

И я очнулась.

Лучше бы я его не замечала, потому что этот день – среда, - внезапно отличился от остальных. Стал спокойным и беспокойным одновременно: меня не преследовали, не обзывали, никто не оборачивался на меня, что означало, что полиция кампуса изъяла весь тираж Кириных газет, или что я все это просто не видела. Я была настолько поглощена раздумьями о Ное, что совершенно не слушала рассказ Аспена.

- Ты что, влюбилась? – осведомился он, когда я прошла мимо Первого медицинского павильона, направившись к общежитию музыкантов. Я остановилась и обернулась:

- Прости, все время думаю о Скалларк.

Аспен огорчился, - очевидно, он хотел бы, чтобы я влюбилась, а я огорчилась, потому что поняла, насколько опасно мне терять голову сейчас; в городе маньяк, что взаимно исключает появление любви и всего, что связно с ней в моей жизни.

***

Четверг.

Я проснулась от незначительной боли в лице и теле и привычного беспокойства, и выглянула в окно, чувствуя отвращение к погоде Эттон-Крик. Снова будет дождь. И погода, и недосыпание, заставляли мою голову гудеть, а глаза жечь.

Меня ждет тайная квартира, - напомнила я себе еле передвигая ноги, когда тащилась в ванную. Мышцы налились свинцом, из-за чего каждый шаг отдавался болью.

Выбравшись из ванной, я ощутила себя гораздо лучше; ноги больше не были тяжелыми, а грудь не сдавливало страстное желание зевнуть. Высушив волосы феном и стянув их в хвост, я наложила грим, быстро оделась и собрала сумку, не забыв прихватить очки. Мне придется долго читать эти документы. Изучить каждый файл, каждую страницу, исписанную маминым почерком. Но я найду его. Я найду Криттонского Потрошителя и выясню, что их связывало с мамой, я узнаю, является ли Неизвестный и Криттонский Потрошитель одним и тем же человеком.

К сожалению, мама не была такой перфекционисткой как я, поэтому в коробках с документами царил хаос. Картотечные шкафы были хаотично набиты файлами и после часа скорочтения я поняла, что это лишь маскировка. Чтобы найти реальную информацию, нужно будет просмотреть гору ненужной. Например, статистика выпуска мустангов 1982 года. Зачем ей это? А вот – рекламки из театров 1990 года. И еще – черно-белые фотокарточки с ярмарки. Я слишком быстро устала от всего этого, и вышла на середину комнаты чтобы сгруппировать то, что знаю.

Стена, увешанная фотографиями девушек. Все брюнетки. Это важно. Вырезаны сердца. Дэйзи Келли среди них нет. Почему? Потому что она была самой важной из них всех. Она была той самой, единственной нужной девушкой, истинной жертвой.

Я обернулась вокруг своей оси.

Мама знала, кто сделал это, просто ей нужно было доказательство.

Время чертовски медленно длилось; глаза устали за стеклами очков, и я то и дело прикладывала к векам ледяные пальцы, чтобы как-то унять жжение.

Я вновь принялась раскладывать вырезки из статей по группам: психические расстройства – болезни сердца – похищения детей от шести до восьми лет.

Голова шла кругом от всей этой информации и хуже всего то, что мне приходилось тщательно изучать это – вдруг где-то будет ответ. Вытряхнула из коробки пыль и пауков на ковер, чувствуя себя такой расстроенной как никогда раньше. Опустошенной. Разбитой.

На секунду я позволила себе отвлечься от реальности, когда Скалларк прислала сообщение с предложением поужинать вместе с Аспеном. И она добавила, что, если Аспен меня достал, мы можем обойтись и без него.

«Я в библиотеке. Буду занята весь день», - ответила я и вновь положила телефон в карман. Сделав несколько наклонов, разминая спину, я попыталась отогнать чувство безнадежности. Потом, осушила половину бутылки с зеленым чаем и принялась дальше за коробки.

Час, два, три...

Время было бесценным, а я тратила его на эту ерунду. Злость потихоньку меня захватывала в свой плен. Дыхание стало тяжелым, в правой руке проснулась боль, и принялась пульсировать с рваным ритмом – сильнее, меньше. И когда я была готова вышвырнуть коробку в окно, потеряв всякое терпение, то обнаружила кое-что интересное.

«Лаура Дюваль, сотрудник медицинского центра, говорит о смерти своей сестры и опровергает слухи ее болезни».

Я зажмурилась, и затаила дыхание. Я уже слышала это имя. Видела его. На белом листке. Написано маминым почерком. Лаура Дюваль...

Я распахнула глаза.

Запись в мамином ежедневнике на третье сентября, в субботу. Встреча с Лаурой Дюваль. Тогда я не обратила на эту запись внимания, потому что обнаружила мамино письмо с просьбой покинуть страну. Но мама встречалась с ней, практически за неделю до своей смерти. В те выходные она вновь отсутствовала – я еще не уехала в колледж, потому что занятия должны были начаться в понедельник.

Мама встречалась с этой женщиной по определенной причине. Здесь, в Эттон-Крик. Лаура Дюваль как-то связана с тем, что случилось? Она связана с Дэйзи Келли?