Картограф

Филя проснулся от жуткого холода, который проник глубоко, превратив мышцы и требуху в желе. «Надо подкинуть дров, – ворочалась сонная мысль у него в голове. – Опять все погасло. Что же этот Витя за огнем не смотрит? Нет сил встать». Он нехотя приоткрыл глаза и в ужасе закричал. Боже, где он?! Жуткая боль пронзила корень языка, и Филя подавился криком. Он дернулся и ощутил под ногами стылый гладкий камень. Вокруг стонала метель, бились в припадке стаи снежинок, острых, как бритвочки. Филя проснулся на улице… нет, это неверно. Он проснулся на спине грифона, украшавшего набережную Нави.

Грифон был черен, как огарок, и холоден, как Плутон. Его позолоченные крылья растворялись во мраке, чугунные когти впивались в постамент. Филя всадником сидел у него на лопатках – в одних кальсонах, босой, в тонкой ночной рубашке. Вьюга залезла ему за пазуху и принялась щекотать. Пришлось спрыгнуть вниз и забиться грифону под подбородок: там хоть не так дуло.

– Зачем пришел? – раздался недовольный голос. Филя огляделся – ни души. Кто с ним говорит?

– Наверх посмотри.

Филя поднял голову и увидел, что челюсти грифона шевелятся.

– Аааа!!! – закричал Филя, отскакивая подальше. Горгулья, чудище! Ожила, разговаривает, сожрет!

– А вот этого не нужно, – устало сказал Грифон. – Ночь-полночь, а ты орешь, как резаный. Разбудил меня, теперь прыгаешь.

Филя собрал рубашку на груди в кулак, силясь унять сердцебиение. Босые ноги примерзли к граниту, жжение и боль стали почти невыносимыми. Падать нельзя: отморозит бока – смерть. Он оглянулся: по проспекту, шедшему вдоль набережной, проехала одинокая машина. Свет ее фар мигнул вдали и исчез.

– Замерз? – спросил Грифон. – Погоди, подую.

Чудище со свистом втянуло воздух и мощно дохнуло Филе прямо под ноги. Лед разлезся, образовалась лужа. Грифон пыхнул огнем еще раз, и Филе показалось, что вокруг него образовался островок лета. Он закрыл глаза, купаясь в теплом потоке.

– Надолго не хватит, – предупредил Грифон. – Я бы на твоем месте убрался отсюда побыстрее.

– Вы не знаете, как я сюда попал? – спросил Филя, подходя ближе. Страх отпустил его – раз обогрел, значит, пищевого интереса не имеет.

– Как-как? Ногами пришел. Влез на меня и уснул. Я еще подумал, какой странный бомж.

– И долго я спал?

– Полчаса, а то и больше. У меня часов нет, за точность не ручаюсь. Да, ты еще мне за крыло что-то засунул, возьми.

Филя подошел поближе и осторожно ощупал пространство между крыльями. Там лежал завернутый в лист пергамена ланцет.

– Я пришел сюда рисовать! – воскликнул Филя.

– Большой оригинал, – заметил Грифон и взмахнул крыльями, будто очищал их от пыли. – Картограф, да?

– Угадали.

– Не угадал. Вижу. Садись, рисуй, раз явился. Смотри, кровью не заляпай, меня только весной вымоют.

– Я ототру, – пообещал Филя, устраиваясь у Грифона на спине. Он аккуратно разложил пергамен на каменных лопатках, закатал рукав и безжалостно чиркнул ланцетом вдоль синей жилы. Хлынула кровь. Она залила Филины штаны, перепачкала упругие бока Грифона, обагрила золотые крылья. Времени на созерцание не было. Филя погрузил пальцы в кровь и принялся за дело. Черточки, линии, завитушки испещрили пергамен, въедаясь в глубокие слои, словно ядреный уксус. Филя смежил веки – так рисовать было легче и сподручнее, ничего не отвлекало. Он выбросил из головы все заботы, его не волновало, как он будет останавливать кровь и сможет ли вернуться домой до того, как окоченеет насмерть. Теперь был только Грифон и карта, создающаяся на его спине.

– Ты долго еще там будешь возиться? – капризно сказал Грифон. – Я устал. Слезай!

– Потерпите, я заканчиваю. Будете отвлекать, дольше получится.

– Ну-ну… А меня нарисуешь?

– Не могу. На карте не должно быть ничего лишнего.

– Это я-то лишний? – обиделся Грифон. – Проваливай! Кыш, кыш с меня! Молокосос!

Филя слез. Карта была готова. И вдруг что-то мощное, как таран, сбило его с ног, и он кубарем покатился вниз, к ледяной воде Нави. Проклятый Грифон задел его крылом! Филя поднялся, весь в крови и снегу. Он ни на секунду не выпустил из рук карту, прижимал ее к животу.

– Ой! – вскрикнул Грифон. – Я нечаянно. Я не хотел. Ты живой?

– Живой, – мрачно сказал Филя. – Кровь сами вытрете. Я пошел.

– Постой, так нельзя! Тут детки ходят. Увидят, что я скажу?

– Ничего! Вы памятник, вам молчать положено.

– Ну, пожалуйста, – заныл Грифон. – Хоть с лопаток сотри, чешется.

– Ваши проблемы! – Филя был непреклонен. – Счастливо оставаться!