Лебёдушка

После одного из танцев, во время которого слишком уж обжималась Анита с Пертту Коскенсало, юным местным Казановой, не выдержала Кайса. Подкараулила жену опекуна у туалета и, без всяческих недомолвок, прямо в лоб высказала:

- Прекрати Эркки позорить!

Глаза Аните туманило выпитое спиртное. Женская плоть, растревоженная близостью желающих её мужских тел, звала продолжать веселье.

- Он сам себя позорит, неудачник и слабак.

Девушка с удовольствием залепила бы Аните пощёчину за такие слова. Но она только покрепче сжала кулаки и ответила:

- Эркки слабаком никогда не был и не будет, а вот то, что ты слаба на передок, ещё Марта предвидела.

- Марта, Марта, Марта...Думаете, я дура слепая и не догадалась, что у Эркки шашни с твоей бабкой были? Что ж она его к рукам не прибрала, всемогущая наша?

- Дура ты, Анита! - не сдержалась Кайса. - И такой идиотке Марта Эркки уступила. Потому и умерла прежде времени, что с тобой силой своей поделилась, а ты…

Развернулась и пошла обратно к гостям.

- А я не просила со мной делиться, не надо мне таких подачек… - полетело девушке в спину. Но услышанное и сказанное женщину немного отрезвило и чуть утихомирило. Правда, ненадолго. Спиртное лилось рекой и разгул страстей становился всё шире. Эркки извинился перед Юккой, сказав, что спина разболелась, не взирая на специально для него устроенное удобное сиденье. По пути к заказанному такси, спросил Аниту, пойдёт ли та домой. Жена попросила дать ей ещё пару часиков: танцы в самом разгаре. Остаться бы и мужу, да сил у него больше не было любоваться на неприкрытые шашни жены с юнцом Пертту. А те после ухода Эркки и вовсе распоясались: улучили минутку, когда никого рядом не оказалось, и скрылись в сараюшке, что сразу за домом построена.

Ох, и сладко же показалось Аните целоваться взасос с молодым да горячим парнем. И стараться особо не надо, возбуждая: чуть прижался к ней — и уже готов на подвиги! Взгромоздил Пертту Аниту на старенький стол, платье задрал, трусы стянул — и пошёл работать. Только и знает, что шикает на женщину:

- Да тише ты, музыкантов заглушишь!

А сам довольный: кому ж не понравится, когда под ним зрелая женщина без всяческого стеснения извивается да стонет.

Вот-вот кульминация наступит, да тут со скрипом дверь отворилась и вошла мать Юкки: в сараюшке хранились запасы спиртного и пироги к вечернему чаепитию тут же были сложены. Пертту штаны быстро застегнул, да выскочил. Морду в сторону воротит, чтобы не узнали, кто таков. А Анита так и осталась лежать, распластавшись на столешнице.

- Срам бы хоть прикрыла, бесстыдница, - бросила ей пожилая женщина и плюнула в сердцах.

Сердце у Аниты стучало, как у загнанной лошади. Но, не подавая виду, что стыдно-таки ей, не торопясь слезла со стола, не спеша поправила одежду и степенно направилась обратно к столу, где выпила ещё пару стопочек за здоровье молодых. Поозиралась Анита по сторонам — Пертту под шумок слинял домой, чтобы скандал дальше не разгорелся — заскучала и отправилась восвояси, всё ещё чувствуя запах сегодняшнего кавалера на своей коже и вспоминая, каково на ощупь юное упругое тело. Ждала, что не избежать ей скандала с Эркки, но дом встретил её пустотой. Муж на свадьбе друга почти не пил и, вернувшись с праздника, забрал детей и уехал в Руусукаллио. Анита облегчённо вздохнула: авось, остынет за выходные.

Едва успела она принять ванну и растянуться на кровати, блаженно улыбаясь воспоминаниям нынешнего дня, как в окошко спальни стукнул камешек. Сердце забилось в предвкушении приключений — и не обмануло. Не только её плоть взбудоражило случившееся в сарае: Пертту Коскенсало тоже жаждал продолжения банкета. Остатки совести не позволили Аните пригласить парня в дом.

- Пертту, иди в сауну — дверь там открыта. А я сейчас оденусь и быстренько приду, - громким шёпотом скомандовала ему.

- Не сильно усердствуй, с одеждой-то, всё равно снимать, - хохотнул в ответ Коскенсало и, крадучись вдоль посаженных у дома кустов, поспешил в сауну.

Снова критично осмотрела себя Анита в огромном зеркале. Нет, не стыдно перед молодым парнем раздеться. Лишнего жира нет; живот упругий; грудь чуть обвисла после двух выкормленных детей, но тоже ещё хороша; ножки стройные; руки в меру мускулистые; попа подтянутая, не дрожит холодцом...Накинула купальный халат. Брызнула капельку любимых духов, ноги в домашние шлёпки сунула — и бегом, к неожиданному, но такому желанному гостю.

А гость не церемонился: сам уже раздетым ждал и с Аниты тут же халат стянул, на колени женщину поставил, голову её за волосы к своему паху притянул и скомандовал:

- Ну, мамочка, побалуй мальчика!

Не позволял себе Эркки подобного обращения. Но прошлое, словно вдруг перестало существовать, и эта непривычная жёсткость, желание подчинить и унизить, вдруг завели Аниту не на шутку. Уж она-то расстарается, покажет этому мальцу, каковы «мамочки» в деле. И старалась, не взирая на то, что не давал ей Пертту на нежности телячьи срываться, крепко держал за волосы да до самой глотки достать старался. Еле сдерживала Анита рвотные рефлексы, потом почувствовала — сейчас задохнётся, вырвалась с трудом из-под железной хватки, взмолилась:

- Не могу больше, давай передохнём…

- Не филонь! Задом повернись, да на скамейку обопрись!

И снова от командирского тона — мурашки по коже и горячая влажность между ног. Пертту её тоже почувствовал, вонзаясь с разбегу в жаждущее тепло.

- Ишь, как хочешь меня, сучка, аж течёшь! Ну, держись!

Шлёпнул её по заднице, оставив красный отпечаток пятерни. Для равновесия добавил такой же на второй половине. Ни о каких неторопливых и ласковых движениях и речи быть не могло: всё резко, глубоко, больно. Но в этой боли была для Аниты какая-то особая извращенная сладость. И когда грудь ей сжимал так, что еле крик сдерживала, и когда на ничем не покрытой деревянной скамье разложил, да принялся вколачивать свой огромный член, словно разорвать её хотел. Волнами подступало преддверие оргазма, но Пертту как чувствовал — переворачивал Аниту в другую позу и всё сбивалось, разрядка не наступала, желание так и продолжало огненным шаром в низу живота кататься. И сам Пертту всё никак не мог достигнуть разрядки, а почувствовав, что финал не за горами, резко вышел из неё, повернул к себе и выстрелил горячей обильной струёй в лицо и на грудь — позаботился, так сказать, о предохранении.