Страница 29 из 69
– А как же вы… размножаетесь? – я запнулась, подумав, что грамотнее было бы использовать слово «репродуцирование».
Но он не обратил внимания и грустно ответил:
– При помощи клонирования. Для этого отбираются самые совершенные люди. Но, к сожалению, учитываются только умственные и физические показатели. Чувства в расчёт не идут.
– Значит, вы лишены чувств?
– Не совсем. Некоторые, согласующиеся с нашим рационализмом, остались. Чувство долга, например. Ну, а такие, как сострадание, или любовь, – оказались лишними.
– Как же вы живёте без любви?
– Мы просто не знаем, что это такое. Но те из нас, кому довелось попасть на Землю, «заразились» любовью. Были даже случаи, когда любовь и долг боролись между собой. И любовь побеждала. Кое-кто после командировки отказывался возвращаться на родную планету…
– И они живут среди нас?
– Нет. Они нигде не живут.
Я не стала спрашивать, почему – и так было ясно. А каким образом это произошло – не всё ли равно! Я молчала. И моё скорбное молчание было невербальной эпитафией на неизвестных могилах пришельцев, захотевших стать полноценными людьми.
Но живых было жаль ещё больше. Даже их удивительные способности, которые, казалось бы, должны были вызвать во мне восхищение и зависть, не уменьшили этой жалости. Так же, как не могли они компенсировать отсутствие чувств, которые выделили человека из животного мира.
«Наверное, и искусство, если оно у них есть, ущербно – думала я – живопись фотографична, музыка технична, в литературе только проза…».
– А я умею писать стихи, – прервал мои размышления инопланетный гость. – Хотя, вы правы: в нашей литературе нет поэзии. Мыслить образами и пользоваться ритмом и рифмой я научился здесь. Хотите, прочту своё последнее стихотворение?
Я кивнула – мне, действительно, было интересно его услышать.
«Мы с Вами бесконечно далеки…
В трёхмерном примитивном измеренье
Нам не подвластно лёгкое паренье,
Как наши души не были б легки», – продекламировал он чуть нараспев, глядя прямо мне в глаза. Но меня смутил вовсе не этот взгляд, а то, что он читал. И всё же я дослушала стихотворение до конца:
«Они томятся в четырёх стенах
Из чувства солидарности с телами.
Как и тела, замучены делами,
Запутаны в условных именах,
Истерзаны любовью и тоской…
И всё же веруют, что непременно
В тринадцатом незримом измеренье
Найдут друг друга. И найдут покой».
– Но это же… моё стихотворение… – растерянно произнесла я, лишь только он закончил чтение.
– Разве? Ты же его не писала! Не было ни мук творчества, ни исчирканных в поисках нужного слова черновиков. Текст пришёл к тебе в голову целиком. Прямо среди ночи. И осталось только его записать…
– Ну и что? Это говорит лишь о том, что мой мозг работал над стихотворением, даже когда я спала.
– Да? Но ты ведь сама признаёшься, что стихи к тебе «приходят». И он, подняв глаза к потолку, словно на нём были написаны невидимые мной строчки, прочёл:
«Мои стихи – ночные гости –
Придут без всяких церемоний.
Они подарки свыше? Бросьте!
В них нет той чистоты гармоний.
Они как брошенные камни,
Безжалостно наносят раны.
Я не владею языками –
Мне не понять их говор странный.
Но я должна явить их миру.
И, что ни день, – то спозаранку
Опять, подобно ювелиру,
Беру те камни на огранку».
– Ну и что? – снова сказала я. – Это стихотворение как раз и подтверждает то, что творчество состоит из двух компонентов: из нечастого озарения и кропотливого каждодневного труда. А вы хотите сказать…
– Да! Это я вложил его в твой мозг…
– Неправда! Я мысленно работала над ним много дней и даже недель. Оно посвящено вполне реальному, конкретному человеку, с которым мы были знакомы и довольно часто встречались.
– А как же быть со строчкой: «мы с вами бесконечно далеки»?