Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 71 из 134

- Ужин готов! – крикнула из кухни мама Зои, разбавляя уютом и покоем напряженную обстановку, когда отец шумно выдохнул, хлопнув себя по бедрам и пробасив:

- Война-войной, а ужин по расписанию! Все на кухню!

Едва ли кто-то хотел кушать, но отказать отцу никто не осмелился, когда все дружно зашагали из зала, тихо переговариваясь между собой на тему Палачей и их странной загадочной сущности.

И мне пришлось идти.

И сидеть за общим столом, ковыряясь в большой тарелке с ароматным мясом и овощами, но каждую секунду прислушиваясь к мужчинам и их разговорам.

Нет, не для того, чтобы узнать больше про Палачей.

В надежде на то, что они скажут что-нибудь про Янтаря и его брата.

Ведь они чувствовали его!

Чувствовали, и потому никто толком не ел, лишь делая вид, подобно мне…

Я осталась на пустеющей кухне и после ужина в желании остаться одной и прийти немного в себя после этого сумасшедшего дня, тяжелее которого эмоционального не было еще до этого ни одного, за исключением дня, когда умер папа.

Без сил опустившись на стул, я спрятала лицо в холодных ладонях, слыша лишь собственное дыхание и приглушенные голоса Беров, благодарная Тайге и Звезде, которые как истинные дочери своих медвежьих отцов ощущали мои эмоции, и поэтому тактично и быстро выпроводили всех, чтобы дать мне возможность побыть одной в доме, где очевидно всегда было шумно и многолюдно.

В голове было пусть до жути. До дрожи в кончиках пальцев.

Вот и свершилось все то, чего я боялась больше всего.

Моя постыдная тайна была раскрыта.

Семья Янтаря увидела меня без прикрас, такой, какой я была со всей моей ложью и прошлой жизнью, где все было не так…но не отвергла и не бросила на пути к искуплению, пригрев в этом доме, где царил покой и уют, от которого на израненном сердце становилось чуточку легче.

Я все еще не понимала, как все эти Беры собрались вместе и так сроднились, что называли друг друга братьями, а старшие Беры молодых – своими сыновьями и детьми, но они завораживали меня своей искренностью и любовью друг к другу, без оглядки на кровь и принадлежность к разным родам Берсерков.

То, как они касались друг друга, как смотрели в глаза и говорили – во всем этом была безграничная любовь и преданность, что бы не ждало их в будущем, и это не могло не пленить!

Не знаю сколько я сидела в одном положении, дыша отрывисто в свои ладони, когда дрогнула всем телом от голоса сверху, который проговорил тихо, но твердо:

-…идем со мной.





Если бы я не подняла глаза и не увидела сама, ни за что бы не поверила, что Злата придет ко мне!

Это были первые слова, которые она сказала с того момента, как я появилась в доме вместе с чудовищными новостями, которые стали ударом для всех, но больше всего именно для нее.

Не дожидаясь от меня ответа, белокурая девушка грациозно развернулась, зашагав прочь из кухни…и прочь из дома, не обращая внимания на щемящий мороз, который чувствовала даже я со своей частичкой медвежьей крови, глядя осторожно на девушку, что гордо и плавно шла куда-то вперед, не дрожа от холода и не ежась, укутанная лишь в тонкую шаль.

Я была готова на любые ее слова.

Любые упреки, пощечины и обвинения, понимая, что мы остались с ней один на один с большом заснеженном лесу, когда за нами не шел никто из Беров.

Страха не было.

Если только за сильную и одновременно хрупкую Злату, которая вышагивала на морозе, когда мерзла даже я, что уж говорить про обычную человеческую девушку.

Вернее, не обычную!

Ее силе воли и стойкости могли бы позавидовать истинные короли древности, как и гордой осанке, даже если внутри она была сломлена и разбита всем происходящим.

Девушка плыла, словно белый лебедь среди сугробов выше нашего роста по какой-то тонкой протоптанной дороге к известной только ей одной цели, не говоря мне ни слова и даже не оборачиваясь.

Я шла за ней так же молча и сконфуженно, не представляя для чего она могла выйти из дома вместе со мной, даже толком не одевшись, хоть и понимала, что когда болит и стонет душа так сильно, то уже не страшно ничего вокруг – ни холод, ни жара, ни физическая боль.

Наоборот, в такие моменты хочется ощущать боль тела, словно она могла утопить в себе боль души.

Наивное заблуждение…

Теперь я знала это точно.

После смерти папы и сегодняшнего дня, я знала о боли и душевных муках больше, чем смогла бы узнать и через пятьдесят лет своей жизни, позволяя себе один робкий шаг в сторону еще одной души, чья боль и терзания были не меньше моей, чтобы ощутить все то, что чувствует Злата.

Это было мое наказание, когда лавина ее эмоций обрушилась на меня, словно секира, занесенная для убийства.

Отчаянье. Паника. Беспомощность.

И вера…нерушимая, как прямые плечи Златы.