Страница 45 из 90
– Дилер, прекрати, – упрекнула Тамара.
– Так, стопэ, стопэ. Тася, я люблю тебя, посмотри на меня, – Дилер подошёл к дивану, встал на колени и взял руками её лицо, – сейчас я всё тебе расскажу. Ты будешь первым человеком, который узнал это, и видимо, последним. Нам надо выпить. «Всё будет намного лучше, Когда виски ударит в виски»[37].
Затем Дилер убрал со столика шампанское и красивые бокалы на длинных ножках, достал из своих запасов начатую бутылку виски и полную – вина. Налил себе и своей девушке в стаканчики. Добавил лёд.
– Ты у меня такая молодец! – похвалил Дилер и взял бутерброд с икрой.
– Спасибо, – отозвалась Тамара, выпив стакан «Каберне» залпом.
– Я попытаюсь рассказать, как всё это случилось с моей точки зрения. Начну немного издалека, но эта информация очень важна для всего повествования. Если по ходу будут вопросы, перебивай и задавай сразу. Идёт?
– Хорошо, – согласилась Тамара. Она понемногу приходила в себя: сердце замедляло свой галоп, иголочки исчезали, кровь отливала от лица.
– Да, если я буду перескакивать с одного на другое, говорить сумбурно, нелогично, вспоминать разные ситуации, отнесись к этому со свойственным тебе тактом.
– Ага, – промычала Тамара, ей до сих пор не верилось, что это происходит по-настоящему, что сейчас она всё узнает.
– Ты у меня такая красивая, а я – дурак, всё испортил, – сказал Дилер, подлил ещё напитков в стаканы и пересел с дивана на стул, на безопасное расстояние, чтобы не отвлекали сексуальные Тамарины обновки, виднеющиеся под халатом.
Сначала Дилер никак не мог решиться, лишь пил виски со льдом и молчал. Ему казалось, что он разом забыл все слова и не может рассказать ничего из того, что было. Однако он знал, что стоит лишь мысленно уничтожить невидимую преграду, и вербально выраженное прошлое польётся, как из рога изобилия.
– Меня зовут – еле слышно начал он, но уже окрепшим голосом продолжил, – Пётр Аркадьевич Делеревский.
– Что? – воскликнула Тамара, аж подпрыгнув на диване, будто её током ударило, и дрожащей рукой налила себе вина, – так ты на самом деле Петя? А-а-а!
– «Спокойно, Маша, я Дубровский»[38], – невозмутимо ответил Дилер, он ожидал именно такой реакции, – могу паспорт показать.
– Не надо, давай продолжай.
– Я родился двадцать пятого марта девяносто второго года, хотя это ты знаешь, в городе Дебёсы, в Удмуртии. На самом деле, как я узнал позднее из писем, в нашем городе жила моя бабушка с моей мамой.
Моя мама была у неё единственным и довольно поздним ребёнком, а бабушка хотела счастья своей дочери, которого не имела сама. Поэтому, когда мама познакомилась с моим отцом, бабушка насела на неё, как курица на чайник.
Это было начало девяностых, ты помнишь, развал Советского Союза, перебивались кое-как, будущее пугало. Никто не знал, зачем всё это нужно, как остановить то, что происходит. Но все понимали, что эти перемены – к худшему для нас.
Моя мама была, хотя она и сейчас есть, не красавица, но бабушка её просто затерроризировала. Счастье единственного ребенка воспринималось своеобразно. В двух словах: бабушка никогда не была замужем и считала, что выйти замуж – это цель всей жизни.
– А как же она родила без мужа? Как родственники отреагировали? – спросила Тамара.
– А никак, – ответил Дилер, – бабушка приехала сюда одна работать на фабрике, до сорока лет так и жила одна, на родину не ездила, писала письма, а потом появилась моя мама. В семидесятом. Так вот, мама училась в Университете, а бабушка ее ругала за это – в таком месте мужа не найдёшь. Поэтому когда за мамой стал ухаживать мой отец – студент третьего курса Института, бабушка просто требовала за него держаться.
Специальность была перспективная, после окончания ВУЗа существовало распределение, военная кафедра была. Как они познакомились – это вообще загадка, потому что мама никуда не ходила. С подругами общалась только на учёбе. Поэтому, когда ни шатко, ни валко отношения продлились два года и дотащились до пятого курса, бабушка стала из кожи вон лезть, чтобы они были узаконены.
На самом деле мой отец был видным, статным мужчиной, но маме он не нравился. Она ходила с ним в театр и на лыжные прогулки, принимала цветы, но всего лишь считала его своим другом. Маме грозило распределение в деревенскую школу. Однако она ждала отъезда с радостным нетерпением, ей очень хотелось учить сельских детишек. Такая вот у неё была мечта.
А мой отец дураком не был, поэтому тоже собирался уезжать по распределению. Он очень любил мою мать, но понимал, что она с ним не поедет. Но тут на сцену вышла бабушка. Мою мать она убедила в том, что та похоронит свою молодость с этими колхозниками, не найдёт там приличного мужика и будет жить старой девой, оплакивающей единственный упущенный шанс. Жить одной очень плохо – старушка знала это по себе.