Китайская комната

Теперь убиты оказались оба. Гораздо более убиты, чем лежащий на кушетке Дон с мутным взглядом и запекшейся на шерсти кровью.

Липа не верила в услышанное. Данил же мог ошибиться! Неправильно расслышать врача или что-то еще. Даже когда ветеринар подтвердил слова бывшего возлюбленного, Олимпиада цеплялась за крошечную надежду на спасение. Она наклонилась над кушеткой, и ее лицо оказалось прямо перед мордой через силу дышащего пса. Девушка несмело протянула к нему руку и ласково заговорила:

– Эй, красавчик, ты чего? Зачем нас пугаешь? Давай-ка прекращай! Сейчас доктор тебя еще раз осмотрит, и начнем лечиться. Да ведь? Начнем? Знаешь, я так скучаю без твоих голубей и воробьев. Принесешь мне еще?

Она не заметила, как придвигалась все ближе и ближе. Не заметила, как полились слезы. Но все заметили, как обессиленный пес на несколько миллиметров подвинул голову и уткнулся сухим носом в ее влажные щеки.

До безобразия рациональная Липа верила, что слезы любящего существа должны оживить эту добрую и преданную дворнягу. Когда свершается страшное, готов поверить во все небылицы мира, лишь бы этого страшного избежать.

Она мечтала взять Дона в руки и укачивать, как младенца. Плевать, что он весит, как несколько упитанных малышей. Ее сил и любви бы хватило. Врач не разрешил, предупредил, что любое неосторожное движение приведет к жутким болям. Он говорил с Данилом о формальностях, процедуре, документах, а Липа беспрерывно спрашивала:

– Может, подождем немного? Он оправится, я уверена! Давайте подождем… Зачем усыплять его сейчас?

– Девушка, милая, – ветеринар говорил с ней так же, как она минутами ранее с Доном, – уговаривал, не веря в успех убеждения. – Ему больно. И лучше не станет. Если вы его любите, то должны прекратить его боль. Решайтесь.

Олимпиада беспомощно воззрилась на Данила, а он спустя бесконечные мгновения ее прямого взгляда коротко кивнул врачу. Затем мужчина вывел девушку в холл ветеринарной клиники и крепко обнял. Липа в ответ лишь теснее прижалась к его дрожащему телу.

Они стояли посреди широкого коридора, слитые воедино, не разделимые пренебрежительным «Молодые люди, подвиньтесь, загородили весь проход». Где-то, в далеких нескольких метрах, их добрый друг, самый любящий и любимый зверь, дышал последний раз. Именно в этом стерильном помещении взрывался смысл слов «страшно» и «пусто». Данил и Липа жались друг к другу, словно осиротевшие, выброшенные в жестокий мир дети. В тот вечер они по-своему осиротели и бесщадно транжирили в объятьях время, которое так хотелось подарить Дону.

Когда каменные руки всей своей тяжестью стали тянуться к земле, Данил позволил на секунду уплотнить прикосновения и прошептать:

– Липа… Как же я буду без тебя жить?

Тихий вопрос втолкнул Олимпиаду в безжалостную реальность. В один миг она приняла потерю Дона и приобретенную, долгожданную искренность Данила. То, как он обнимал ее, как говорил, продемонстрировали его подлинные чувства и подлинную нужду в утраченной девушке. Он еще стеснялся собственных признаний, но больше не мог сдерживать их. Годами примеряемые маски слетели с красивого мужского лица. Девушка не ошиблась, предположив, что Данилу нужно потрясение, чтобы открыться. Но она думала, что достаточно их расставания. Гибель Дона – незапланированная издевка судьбы.

Липе представилось, как Данил вырвался за пределы «китайской комнаты», и по его твердости и уверенности можно было сказать, что он не только освоится в среде людей и обстоятельств, которые испытывали его, но и заставит их говорить на своем языке. Он – последствие эксперимента, но не его жертва.

Обращение Данила сбросило пелену с мыслей и надежд Олимпиады. Верила ли она, что они воссоединятся? Беспечно, но да, верила. И вот Данил проявил себя. Как они оба этого хотели. И случилось то, чего Липа когда-то так боялась, – он настоящий не совпал с тем человеком, которого она любила.

Она верила, что любовь – это проникновение, но не растворение. Любовь к одному человеку не должна отменять любви к прочему миру. Именно поэтому при расставании остается возможность жить дальше. Да, поначалу болезненно, но со временем любые раны заживают. Фразу «Я не смогу без тебя жить» она считала чудовищной, а Данил произнес ее.

Липа, не ведая, искала мужчину, которые сумеет преодолеть любые трудности, вплоть до ядерной атаки. Любые трудности. Вплоть до разрыва отношений с любимой девушкой. Вероятно, Данил сумеет с этим справиться, но то, что он усомнился в собственных силах, его несколько ослабило. Липа не желала видеть около себя железного Терминатора, но на слова «не могу без тебя жить» наложила табу.

– Уезжай, Даня. Уезжай в Москву. Работай до потери сознания. И когда-нибудь будешь счастлив от того, что пережил.

– Я люблю тебя, Липа.

– Я знаю… Знаю. Сохрани в себе это чувство, но измени объект, на который его стоит направить.

– У тебя получится так поступить?

– Возможно…

Она отстранилась и долго смотрела в его глаза.

– Данил, глаза – это больше, чем цвет и диаметр зрачка. Ты поймешь.