Страница 53 из 65
– Понимаю.
– Так накричи на меня! Оскорби! Пошли матом! Сделай что-нибудь?
– Зачем?
Данил взвыл от негодования. Он скрылся в комнате и через минуту вернулся с ремнем. Вручив его в ослабшие руки Олимпиады, прохрипел:
– Если не можешь орать, то ударь. Тебе ведь нужно это! Почему ты ничего не делаешь? Делай же, Липа! Ударь!
– Не мне это нужно, а тебе.
– Ты просто трусиха, раз не можешь даже оскорбить меня!
– Тебе ли обвинять меня в трусости?
Мужчина в отчаянии упал на ближайший стул. Он сжал пальцами волосы и раскачивался, мыча что-то нечленораздельное.
Олимпиада подошла к нему вплотную и положила ладони на его плечи. Он порывисто обнял ее за талию.
– Даня, послушай. Ты это сделал, чтобы я накричала на тебя? Чтобы проявила эмоции? – по напрягшимся под пальцами мышцам она поняла, что угадала. – Ты, наверное, думаешь, что твою проблему поможет решить кто-то очень эмоциональный и экспрессивный? Что ты заразишься этим? А я вот не подхожу…
– Ты часто смеешься, но никогда не плачешь, – пробормотал он ей в живот. – А мне нужен полный спектр эмоций. Я так думал… Надеялся, что ты разозлишься, наорешь. Я хотел ощутить, насколько ты живая.
– Поэтому решил резать по живому? – горько усмехнулась девушка. – Я плачу, Дань, просто физически не получается этого делать на глазах у кого-то. С детства так повелось.
– Я не знал.
– Теперь знаешь. Дань, эмоции краткосрочны и мимолетны. В отличие от чувств. Ты слишком зациклился на внешнем проявлении и забыл о внутренней составляющей. Если я показательно не рыдаю от твоих косяков, это не значит, что я ничего не чувствую.
Они стояли, обнявшись, пока на улице окончательно не потемнело и кухня не погрузилась во мрак.
Отстранив от себя мужчину, Липа всмотрелась в его лицо и спросила:
– Ты можешь дать мне чемодан? Боюсь, что в мою сумку всю шмотье не поместится. Позже верну его через Диану.
Она сворачивала одежду комками и смогла утрамбовать ее в чемодан, лишь попрыгав сверху. Книги. Косметика. Украшения. Баночки из ванной комнаты, которые она традиционно называла «мыльно-рыльными».
Когда на телефон пришло смс о подъехавшем такси, Липа уже стояла в коридоре и зашнуровывала кеды. Сгорбленный Данил мрачно поглядывал на поклажу девушки. На саму Липу он смотреть не решался, хотя понимал, что настолько тесный контакт между ними вряд ли повторится. Вряд ли она еще когда-либо позволит столь пристальный взгляд.
– Ну, все. Пока, Данил, – слишком непринужденно, чтобы поверить.
Она схватила ручку чемодана и уже дернулась к двери, как Данил ожил:
– Я помогу, – и положил ладонь поверх женских пальцев.
– Нет! – отпрыгнула она. – Нет! Я сама справлюсь.
– Липа, это всего лишь чемодан, – «Да, конечно! Всего лишь… Придурок!» – Всего лишь чемодан… Я не настаиваю… Уже не имею права. Но чемодан… Позволь мне помочь. Твоя гордость сейчас не уместна.
– Гордость?! – она почти взвизгнула. – Гордость? Серьезно? Нет у меня никакой гордости! Закончилась. Вышла вся! Еще когда сказала, что люблю тебя…
– Что?! – он перебил осипшим голосом. Замогильным.
– Что?
– Ты меня любишь? – оглушило его признание Липы. – Ты не говорила об этом…
– Говорила. Только… Неважно! Говорила, Данил! Но даже не это самое важное. Главное, что ты тоже меня любишь! Не знаю, как давно… Как давно ты чувствуешь… Как давно, ты способен испытывать чувства… Не любви, не только ее. Вспомни, когда Диане диагностировали рак, тебе было страшно? За нее? За Гришу?
Данил неотрывно смотрел на Олимпиаду, но его взор отражался о поверхность глаз и направлялся внутрь. В собственные воспоминания.
– Знаю, что ты боялся, – не дождавшись ответа, который и так очевиден, продолжила девушка. – Знаю, что ты продал свой первый автомобиль, чтобы добавить денег на лечение. Ты винишь судьбу за то, что она словно утаскивала тебя от эпицентра событий, способных что-то надломить. А на самом деле ты боишься этих событий! Потому что они, как правило, трагичны. Ты боялся столкнуться с болезнью близкого человека лицом к лицу. Ты же чувствовал тогда? Уже тогда? Скажи!