Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 42 из 65

Трагедия в семье студентки Марии Колесовой запустила маховик вооруженных конфликтов, которые прежде сдерживала неуместная деликатность. Причем вращались эти конфликты вне поля зрения Марии.

Когда Олимпиада Ильинична посмела заступиться за студентку, она не то чтобы разбудила раздражительность более опытных преподавателей, но выпустила эту тихую агрессию на волю. Большая часть кафедралов невзлюбила Липу еще в ее аспирантские годы. И дело вовсе не в различных взглядах на науку, а в особой привлекательности молодой коллеги. Именно эта привлекательность – личностная, профессиональная и внешняя – притягивала неугомонных студентов. И те самые более взрослые коллеги Олимпиады, которые презрительно фыркали в сторону молодой поросли университета, к этой же поросли и ревновали. Признаться в подобном безумстве – сродни прыжку в ледяную прорубь.

После неудачной адвокатской речи Липы на ее занятия без предупреждения стали захаживать профессора и доценты. Якобы для проверки ее профпригодности. На самом же деле, чтобы смутить студентов и заставить их отвлекаться от материала лекций на внезапных гостей. Результат – крохотное, но все же снижение успеваемости.

Затем последовало почти приказное поручение написать для кафедры методичку, которых в пыльных стеллажах библиотеки и так было превеликое множество. Начальство отмахивалось, что, мол, необходим новый спецкурс, план которого и поручили разработать Олимпиаде.

Бесконечные придирки, задания, подозрения привели почти к паралитической усталости. А ведь помимо открытых мер воздействия Липа частенько слышала от третьих лиц упреки в свой адрес относительно отсутствия ученой степени.

Последней каплей, нарушившей равновесное состояние девушки, стала платежная ведомость за март. Настолько низкой зарплаты она не получала с момента возвращения в университет. В бухгалтерии посоветовали обратиться к непосредственному начальству, и Липа услышала:

– Урезали финансирование.

– Так, что зарплата уменьшилась в два раза? Что-то я не слышала жалоб от коллег, хотя уверенна, что многие из них подняли бы нешуточный хай.

– Олимпиада Ильинична, вы получали приличные стимулирующие. За внеучебную работу, ведение спецкурсов, круглых столов. Сейчас от расходов на эти статьи университет вынужден отказаться. Вы понимаете?

Олимпиада понимала. Понимала, что заработанных за март денег ей хватит только на покупку демисезонной обуви, большой упаковки корма для Дона и оплаты коммунальных услуг. Если включить стратега, то разумно бы приобрести большой мешок риса и питаться им до следующей получки. Если повезет, то можно приправить солью.

Олимпиада понимала, что столь резкое сокращение зарплаты без внятных причин незаконно, но не могла найти лазейку, чтобы это доказать нужным людям.

Олимпиада понимала, что ее присутствие в университете больше нежелательно для коллег. Ее откровенно выпроваживали.

Свершившиеся события не стали шоком, потрясением. Не настолько Липа была глупа, чтобы не понимать истинного отношения кафедралов к себе. Взрыв бы случился в любом случае. Она знала, что отправится с вещами на выход, но знание не ограждает от огорчений.

Вечерами она сидела не перед мольбертом Данила, а на его коленях. Портретную красоту сменила надутость хомяка.

– Липа, мне кажется, тебе пора увольняться.

Нельзя! Нельзя произносить очевидное, но нежелательно вслух!





– Я подумаю.

– Ты так говоришь, только чтобы я отстал.

– Иди на улицу и запусти фейерверк в честь своей догадливости. И да, отстань.

– Я серьезно, Липа. Что тебя держит? Хочешь преподавать – так у нас не один вуз в городе. Очаруешь какого-нибудь ректора, и рабочее место в кармане.

– У меня нет ученой степени, – обреченно. Впервые Олимпиада произнесла эту фразу обреченно.

– У тебя есть знания и харизма. Это весомее ученой степени. Пойми, не нужно создавать лишнее сопротивление, когда можно заниматься любимым делом в комфортных условиях.

– А если меня сразу никуда не возьмут? Почти конец учебного года, я только через несколько месяцев смогу устроиться. Это в лучшем случае. На что я должна жить?

– Я вообще-то тоже зарабатываю. И если ты не заметила, у нас уже давненько общий бюджет.

– Вот именно! Общий! То есть сложенный из двух! – закипела Липа от безрадостных перспектив. – А получится твоя зарплата плюс ноль!

– Нам этого вполне хватит.

– Я не стану брать у тебя деньги!

– Не у меня, а из общего бюджета.

– Ты меня не слышишь!

– Я слышу, а вот ты не понимаешь. Признайся, что ищешь причины не увольняться. Только прикрываешься финансовыми трудностями. А ты рассуди стратегически. Ты можешь оставить все, как есть. То есть получать те копейки, что в марте начислили на карту. Согласись, это не зарплата, а это плевок и удар по самолюбию. Но ты можешь некоторое время отдохнуть и со свежими силами трудиться в новом месте с адекватной зарплатой. Липа, неуместная гордость – это не про тебя. И ты знаешь, что львиная доля моих денег – это твоя заслуга. Ты меня поддерживаешь и вдохновляешь. Ты… Как тебя называет подруга? Олененок? Вот, Олененок! А не ломовая лошадь! Еще раз говорю – увольняйся.