Страница 33 из 65
– Ты хоть не спишь с ними? А то, зная, как долго ты ломаешься, прежде чем к участковому терапевту записаться, предполагаю, что у венеролога бываешь крайне редко.
– У какого, нахрен, венеролога, Рус?
– У того, который по хренам. Я вот раз в полгода проверяюсь.
– Избавь от подробностей.
– Я к тому, что если ты заразишь Липу, она «спасибо» не скажет.
– Да не спал я ни с кем!
– Мой мальчик, в свои-то тридцать три? Ясно тогда, чего ты такой озлобленный... Ты ж мой несчастный, – просюсюкал Руслан.
– Рус, помни о Пикассо!
– Все, все, заткнулся.
– Короче, – вновь заговорил Гриша. – Липа видела, как ты фестивалил. Она на своей квартире. Делай, что хочешь. Как она отреагирует на тебя – без понятия. Останешься ли ты жив после встречи – без понятия. Но предупреждаю, еще один «рыжий» загул – и я лично возьму грех на душу. Не убью, конечно, – срок еще из-за мотать из-за дебила! – но покалечу знатно. Будешь лежать на диванчике каждый день, как тушеный овощ. Морковка, там, капустка…
– Я понял, братуха. Понял. Спасибо, что позаботились о Липе. Попробую с ней связаться.
– Дан, – прервал Руслан, – я вот не понимаю, тебе оно точно надо? Девчонка по ходу серьезно настроена, а у тебя полнейший раздрай в башке.
– Надо, Рус. Мне надо.
Когда Данил спровадил гостей, он остался один на один со своим раздраем в башке. Произошедшее накануне – лишь повтор, ремейк давнишней картины. Каждая встреча с новой рыжеволосой девушкой длилась несколько минут (никакого интима, боже упаси!) и по-настоящему заканчивалась взрывом. Крайний раз столкновение с заинтересовавшей барышней привело к нападкам на Олимпиаду Ильиничну во время заседания кафедры. Она стала случайной жертвой, хоть и не показала себя таковой.
Мужчина и сам не мог объяснить происходящие всплески, но они были необходимы. Выросший практически в изоляции, Данил пропустил такой пункт, как эмоциональное воспитание. Он читал книги, в которых описывались любовь, боль, страдания, счастье, но воспринимал их исключительно как сочетания букв. Его желание понять неизвестное дошло до такой степени мастерства, при которой он мог с точность описать внешние признаки перечисленных чувств. Более того, Данил талантливо изображал их. Не с целью обмануть окружающих, а по причине желания органично срастись с социумом, не остаться в изоляции внутри большого города. Люди падки на все внешнее, и Данил их этим щедро одаривал.
Его картины хвалили за предельную честность и точность. Мало какому художнику удается столь безупречно запечатлеть на холсте или бумаге тончайшие оттенки целого спектра эмоций. Но то, что критики и клиенты называли «талантом», на деле являлось вычитанными описаниями из книг.
Данил по этой же причине и актерское мастерство считал легчайшим из ремесел. Герою грустно – пусть слегка сдвинет брови и опустит уголки губ. Персонаж счастлив – пусть смотрит прямо и уверенно в лицо зрителю, не стесняясь демонстрировать широко открытые глаза. И далее по списку.
Утверждение «Глаза – зеркало души» мужчина воспринимал скептически, потому что, уже очутившись среди настоящих людей и оценив их реакции на различные действия, заметил – в глазах меняется лишь ширина зрачка. И цвет, но только у людей с глазами-хамелеонами. А многочисленные приблуды про «его очи озарились множеством искристых крапинок, чего не происходило уже много лет» – лишь россказни писателей.
Судьба лишила Данила малейшей возможности окунуться в чувства, чтобы оценить их прелесть и горечь. Смерть родителей и деда, аборт, который скрыла бывшая девушка, – любого бы эти события хотя бы взволновали. Но Данил был словно оторван от них. Каждый раз, когда жизнь подбрасывала потрясений, он оказывался в месте, далеком от происходящего. Ему казалось, что сама судьба проводит над ним какой-то извращенный эксперимент.
Даже чувства, направленные на самого себя, распознавал не всегда. Понимал, что адекватный человек должен испытывать в той или иной ситуации, и действовал соответственно. Даже простейшая эмоция – обида – крайне редко тревожила его сердце. Сколько раз его бросали девушки? Не счесть. И вроде обидно за себя, невероятного и потрясающего. Данил надевал маску уязвленного принца и отправлялся в скоротечный загул, чтобы уязвить пару-тройку пробегавших мимо принцесс. По факту же он осознавал, что нельзя винить человека за то, что он ищет лучшее. Для бывших зазноб он лучшим не был. Но не в нем причина. Ведь не он создавал субъективные образы идеального мужчины. Более того, он не обязан угадывать, что в этих образах сокрыто. И следовать им он тоже не обязан.
Нет, в свои тридцать три Данил не был бессердечным роботом или Железным Дровосеком. Все-таки почти пятнадцать лет активной жизни в обществе пробудили в нем прятавшуюся эмоциональность. Более того, он не стеснялся ее проявлять. Вопрос об узости эмоциональных границ мужчины оставим на его совести и в ведомстве всемогущего времени.