Страница 22 из 65
– Петь? Странно немного… Пожелания к жанрам будут? – она улыбнулась, изгнав из головы мужчины последние намеки на мигрень.
– Все, что захочешь.
Липа перебирала композиции, как радиоприемник на разных волнах. Залихватский фолк она сменяла роковыми балладами, а Данилу вмиг перестали казаться смешными шуточки о «недостаточности» портрета. Запевая новую строчку, девушка набирала полны легкие воздуха, чтобы мелодично выдохнуть. При этом ее грудь красноречиво вздымалась. Чертов свитер, открывающий плавные ключицы и приподнятые округлости Липы, раздражал и вызывал желание содрать его.
Олимпиада пела с закрытыми глазами и ждала, когда художник рявкнет с требованием распахнуть «ясны очи». Но Данил неотступно молчал. Внезапно девушка перестала улавливать звук двигающихся по бумаге кисточек, а еще через мгновение содрогнулся воздух в тесной мастерской. Посмотреть на загадочного мастера Липа решилась, когда на ее плечи легли тяжелые ладони.
– Липа… – он шептал, словно продолжая стихшую песню.
Их поцелуи и трепетные касания граничили между лаской и болью, между голодом и пресыщенностью, между смехом и рыданиями. Они двигались в рваном ритме, с передышками, с рвущейся на волю мыслью: «Чтобы эта ночь не кончалась».
Никогда прежде Липа не чувствовал такой нежности от мужчины. Никогда прежде Данил не встречал такой отзывчивости от женщины.
Дон тактично помалкивал на своем ворсистом коврике.
Изможденная Липа пробормотала Данилу в шею:
– Ты однозначно круче Аристотеля.
Уром, как и в доме Анны Ивановны, он проснулся раньше, успел накидать карандашный набросок ее спящей мордашки в старинный альбом и нарезать неровные бутерброды с сыром. Липа пробудилась, когда Данил гулял с Доном. Обнаружив на кухне простецкий завтрак, прикрытый вафельным полотенцем, против воли широко улыбнулась. Чай они пили уже вместе.
– Что ты там говорила про Аристотеля?
– Что ты там говорил про обнаженную натуру?
Липа даже немилосердный рабочий график стала воспринимать легче после того, как начала почти ежевечерне позировать Данилу. И почти еженочно оставаться у него.
Когда учебный год был завершен, необходимые бланки, табели и журналы заполнены, Данил позвал Олимпиаду отметить окончание трудовых будней. Она как порядочная девушка завила локоны и нарисовала угольно-черной подводкой стрелки в ожидании феерического вечера. Который они провели в квартире мужчины.
– А я-то уже подумала, что ты решил меня в свет вывести, – подколола Липа, потягивая вино.
Данил не понял ее реплики. Для него светом была она. О каком еще свете она говорит?
– Липа, у меня к тебе есть просьба и подарок. С чего начать?
– Давай с просьбы.
– Я так и думал.
– Почему?
– Потому что, услышав просьбу, ты можешь отказаться от подарка.
Мужчина подошел к ней вплотную и убрал из женской ладони бокал вина.
– Я хочу завершить эксперимент.
Ход с бокалом был полностью оправдан. В противном случае он бы рухнул, разбился, испачкал платье. Но уж лучше шум бьющегося стекла, чем мертвая тишина. Завершить… Это значит… Все? Дальше тишина, пустота, вакуум? Липа позволила себе забыть о том, что с Данилом их связывал эксперимент. Который был ее инициативой. На котором настаивала именно она. Завершить… Быть может, он дописал ее портрет и больше не нуждается в натурщице?
Глаза заволокла мутная влага, а плавкое тело превратилось в камень.
– Я больше не хочу этого эксперимента. Хочу тебя, но вне психологических уверток и научных изысканий.
– Что?..
– Мне больше невыносимо думать, что ты приходишь в мой дом, чтобы препарировать мою душу. И больше тебя ничего не интересует.
– Что?!
– Липа…
– Ты… Да ты… Да я и не думала про этот гребаный эксперимент! Я лишь хотела… Хотела…
Он не стал дослушивать. Начинающаяся истерика была остановлена руками, прижавшими ее к теплому мужскому телу.
– Значит, договорились? – проговорил он в ее волосы на макушке.
– Быстрее переходи к подарку, пока я тебя не удавила.
– Тогда пошли.
Данил привел ее в комнату к высокому комоду и указал на один из ящиков.
– Открывай.
Олимпиады была готова ко всему: к собственному портрету или даже комичному шаржу, к банальным украшениям или обожаемым ей книгам, к дохлому воробью, которого прикончил Дон… В действительности ящик оказался пуст. После знакомства с экзальтированными людьми искусства Липа подозревала обнаружить второе дно или другой цирковой фокус-покус, но она по-прежнему оставалась один на один с незаполненным пространством ящика.