Затмение

— Хватит.

Может поэтому, когда спускаюсь вниз, мой верный страж уже снова собран и настороже.

— Хорошо выглядишь, — кое-как выдавливает скупой комплимент, хоть сегодня я выгляжу лучше, чем «хорошо». Но для Грима даже простая похвала — уже достижение.

На улице нас уже ждет сопровождение: десяток личных гвардейцев Эвана. Еще столько же приехали засветло, чтобы оберегать замок.

Эта поездка — не самая приятная в моей жизни. Возможно, мне только кажется, но все взгляды, на которые я случайно натыкаюсь, скорее злые и настороженные, чем почтительные. И мне даже не за что их осуждать, потому что для них я будущая жена человека, который сеет вокруг террор и страх, и единственный способ добиться их уважения — всадить ему нож в сердце прямо сегодня, в храме, перед всеми приглашенными.

Особая ирония в том, что для коронации Эван выбирает не самый большой храм, в котором до этого короновались все правители Абера. Церемония будет проходить в Обители Кудесника, и только я одна понимаю всю глубину этой насмешки.

Как бы там ни было, я приезжаю вовремя. Храм с витражами, изображающими полотна из «Стослова», забит до отвала. И мое появление вызывает ожидаемый ажиотаж. Нет, никто не шепчет мне в спину и не тычет пальцами. Потому что меня встречает тишина, в которой каждый мой шаг отдается гулким эхом под разрисованным куполом. Я иду, чтобы преклонить колени и получить благословение у служительницы в простых белых одеждах с символом Кудесника на груди — большим бронзовым ключом.

И все же есть один взгляд, который выбивается из общей толпы. Мне даже не нужно поворачивать голову, чтобы увидеть, кому он принадлежит. Тара, дочка Маркиза Лестера, которая когда-то давно безуспешно ухлестывала за принцем, а в последнее время, судя по всему, наметила следующей жертвой великого герцога, потому что я натыкалась на нее везде, где был и он. Неудивительно, что мое появление для нее нежеланно, ведь это может означать только одно: Эван не забыл о своей невесте и не изменил планов на женитьбу, даже с оглядкой на его новый высокий статус.

Становлюсь коленями на подушку в ногах служительницы, склоняю голову и шепчу молитву. Она даже успевает занести надо мной ладонь, чтобы произнести слова благословения… но холодный голос великого герцога ее останавливает.

— Тебе это не нужно, герцогиня, — говорит он, помогая мне встать. — Боги и так присматривают за тобой.

Тембр его голоса, интонация и сотни одновременных вздохов заставляют меня поежиться и высвободиться из хватких пальцев на моем локте.

Занимаю место справа от алтаря и вместе с остальными наблюдаю за скучной церемонией. Хорошо, что Эван не собирается следовать каждой букве и настойчиво предлагает служительницы не тянуть и переходить к самому главному.

Слова помазания звучат непривычно громко, так, что у меня закладывает уши, когда седая женщина читает нараспев одну из молитв «Стослова», держа королевский венец над склоненной головой великого герцога.

Обруч с лунными камнями венчает его голову… и стены вздрагивают от глухого удара.

Грим уже рядом, пытается прикрыть меня собой, хоть не знает от кого. Я осматриваюсь по сторонам, вдруг соображая, что прямо сейчас нужно бежать. Не ждать еще одного знака, а со всех ног нестись к двери, пока не началась паника и давка. Но еще один удар сбивает меня с ног, и на этот раз он безжалостно выбивает витражи. Осколки разлетаются смертоносным дождем, и Грим валит меня на пол, прикрывая своим телом. Он такой тяжелый, что под его весом моя грудь сплющивается — и я даже не могу вдохнуть. От нехватки воздуха за ребрами растекается обжигающая судорога, перед глазами все плывет.

— Грим… — хриплю я, пытаясь выбраться из-под него, но это все равно, что пробовать освободиться из медвежьего капкана. — Ты меня… душишь…

— Шшшшш… — предупреждает страж и потихоньку откатывается в сторону.

Я знаю, что он бы не стал предупреждать просто так, и что нужно быть потише, но все равно глотаю воздух с жадным громким вдохом.

Шипение над головами заставляет меня напрячься, но я все равно ничего не успеваю сделать: Грим вскакивает на ноги, скрещивает с кем-то клинки, но его удар разрезает пустоту, потому что у его противника нет физической плоти.

Я вздрагиваю, когда понимаю, что что-то темное со всего размаха влетает в грудь Гриму и его, словно тараном, относит к стене, ударяет о камни.

— Дэш… — голос у меня в голове заставляет моргнуть. — Дэш, что такое? Ты всхлипнула.

— Грим? — я с трудом узнаю свой голос в этом испуганном шелесте.

Взгляд мечется к Эвану: служительница уже держит над ним лунный венец, она вот-вот закончит читать слова молитвы.

И по моей коже ползет ледяной озноб, потому что все это только что было.

Потому что я это уже «видела».

Знаю, что это был не просто рожденный усталостью кошмар наяву. Это то видение, о котором говорил Эван. Мой взгляд падает на стену, где я только что «видела» кровавый отпечаток Грима, и мурашки бегут по коже от того, что в моих неопытных руках не только его жизнь, но и жизни всех, кто пришел отдать положенные почести будущему королю Абера.

— Эван! — Голос срывается на крик и отражается эхом от потолка.

Велики герцог поднимает голову, цепко впивается в меня взглядом — и я точно знаю, что ему не нужны никакие слова. Он — мой создатель, он читает прямо у меня в душе и знает каждую мысль до того, как я сама в полной мере ее осознаю.

Над толпой проносится недовольный ропот, но он не задевает ни одного из нас.

— Что случилось, Дэш? — Грим обеспокоенно вертит головой по сторонам и берется за клинок, хоть пускать его в Храме без нужды будет форменным святотатством.

— Будь осторожен, — прошу я, а у самой перед глазами маячат размытые тени. Черные или серые? Они тают, словно дымка, словно сон, который я только что смотрела, хотела запомнить, но теперь неумолимо теряю.

Эван поднимается, отмахивается от служительницы, которая недовольна прерванной церемонией. Он просто распрямляет плечи, встает в полный рост — и я невольно любуюсь смертоносной грацией его движений.

Когда Храм оглушает первый тупой удар, недовольный ропот превращается в приглушенный стон. Это еще не паника, но кое-кто уже пятится к дверям. Все жду, что Эван что-то сделает, переиграет судьбу, воспользуется той подсказкой, то я дала, но он просто стоит и выжидает. Напряжение выдают только чуть-чуть суженные глаза, как будто ему в лицо дует ветер и нет возможности от него заслониться.

Почему он ничего не делает, если может спасти всех этих людей? Ведь они здесь из-за него, вся эта коронация — откровенный фарс, и ее можно было провести меньшим кругом, а не собирать в этой душной обители всех вельмож и лордов. И разве он не должен видеть больше, чем вижу я? Возможно, задолго до меня? Разве не должен творец заботится о…

Догадка бьет меня в унисон второму толчку, тому, от которого трещат стены храма и лопаются витражи. Земля уходит у меня из-под ног, но в самый последний момент я все-таки успеваю оттолкнуть от себя Грима. Это не слишком меняет ситуацию, но теперь он стоит иначе, чем я «видела», и хочется верить, что уже сейчас я изменила его судьбу.

Осколки хаотично падают в зал, словно странные семена смерти. Сдавленные стоны и хрипы оглушают, и хочется приложить ладони к ушам. А из выбитых дверей что-то тянется по полу, просачивается в хаос, который пахнет солью и почему-то дымом. Силуэты растекаются по залу, хватают всех, кого попадется, просачиваясь в тела, словно в тряпичные куклы. Сразу несколько скользят ко мне: безликий дым, облаченный в человеческую форму. Цепенею от ужаса, потому что там, где-то внутри полупрозрачных тел, мечутся пылающие сгустки. И я откуда-то знаю, что это — их кровавая жатва, собранные только что человеческие души.

Эван и Грим одновременно заслоняют меня собой. Грим отчаянно бьется, но ни один его удар, даже тот, что попадает точно в цель, не достигает цели. Он словно сражается с воздухом: клинок рассекает незваных гостей, но не встречает сопротивления.