Затмение

Все заканчивается так же стремительно, как и началось. Блайт мастерской рукой безумного художника наносит на белое полотно снега окровавленные тела-мазки. Они повсюду, и все мертвы. Все тридцать человек — меньше, чем за пару минут. Он дышит немного нервно, скалит зубы и сплевывает кровь. Белая сорочка даже не порвана, и алые пятна на ней — как награда его смертоносному мастерству. Он не глядя хватает за шиворот ближайшего мертвеца, вытирает мечи о рукав, из которого торчит обрубок руки, и идет ко мне. На этот раз шаги тяжело месят бурую подтаявшую кашу.

— Ты в порядке, сладенькая? — говорит, опускаясь передо мной на одно колено, и берет на руки. Он такой холодный, что на груди видна сетка инея, но я моментально согреваюсь.

— Ты пришел, — это все, что могу ответить на его вопрос. — Ты всегда приходишь, когда я впутываюсь в неприятности.

— Потому что убью за тебя, Дэш.

Это звучит слаще, чем объяснение в любви. Это словно обещание быть моим на всю жизнь.

Блайт заходит внутрь, и я слышу стон Снайга, который восстанавливает двери за нашими спинами.

— Какого… — начинает было весь залитый кровью Грим, но замолкает под тяжелым взглядом моего спасителя.

— Уйди, — приказывает Блайт, и мой верный страж безропотно подчиняется, хоть скрип его зубов разносится по всему «Тихому саду». Кажется, теперь не только я вижу метморфозы в его внешности.

Блайт вносит меня в комнату, аккуратно укладывает на постель и бережно кутает в покрывала. Шиира разжигает огонь в камине, и я слышу ее тихое:

«Райль сбежала. Прости, Дэш».

Я вижу лишь отголосок: тень от коня, который уносит двух всадников.

— Принц забрал Райль, — сдавленно выдыхаю я.

— Она так решила, — глядя в огонь, бросает Блайт.

— Она глупая девчонка! — кричу от собственного бессилия. Пытаюсь выбраться из постели, но руки бессильно опадают на покрывало, словно моему кукловоду надоела эта игра. — Блайт, ее еще можно вернуть. Пожалуйста, ты же можешь, пожалуйста…

Он в два шага оказывается рядом: становится на колени на моей кровати, рывком подтягивает меня к себе и запускает руку в волосы, пальцами надавливая на затылок с такой невыносимой нежностью, что в эту минуту я хочу умереть в его руках. Вторая ладонь скользит по моему лицу, стирает слезы — и Блайт облизывает свои мокрые пальцы. Что-то между нами… Не невидимые нити, которыми я намертво привязана к Эвану. Другое. Огромное. Опасное. Обжигающее для моих крыльев. Я знаю, что это ледяное пламя не пощадит и меня, но какая разница, если это будет когда-то потом?

— Райль сделала свой выбор. Хватит, Дэш.

— Она моя сестра, ты не понимаешь. — Собственный голос звучит таким противно слабым, что хочется вернуть время вспять и найти какую-то другую интонацию.

— Она не твоя сестра! — рычит Блайт и все сильнее сжимает мои волосы. — Хватит быть такой слепой, Дэш. Хватит прятать голову в снег.

— Что я такое, Блайт?

Он цепляет меня взглядом словно бестолкового мотылька — и затягивает в огненные расщелины своих глаз, туда, где тени на каменных стенах рисуют смертельную битву. Туда, где последняя ледяная принцесса ведет в бой своих солдат. Туда, где отчаяние сильнее страха смерти. Туда, где среди кровавого месива пляшет сумасшедшее Белое пламя. Туда, где раненный Белый волк бредет по мертвой пустоши к той, которой предназначен.

— Ты пришел, — говорю я, отчаянно сильно, намертво, обнимая его в ответ. Холодный, одинокий. Бесконечно мой. Самый верный. До смерти, до конца.

— Сладенькая герцогиня вспомнила своего Волка, — вымученно улыбается он.

И я отчетливо вижу прошлое, в котором израненный, еле живой хищник врывается в «Тихий сад», рвет в клочья королевских гвардейцев и своей спиной прикрывает наш побег. На белом мехе нет живого места, и я точно так же как сейчас крепко обнимаю громадного зверя за шею и обещаю помнить его всю жизнь.

— Прости, что забыла, — всхлипываю я. — Прости, что так многого до сих пор не знаю и не могу понять.

— Эван сотворил еще одно чудо, — грустно отвечает Блайт, пропуская между пальцами мои темные волосы. — Хренов Кудесник.

Знаю, что нужно расспросить его обо всем, но я устала от слов, которые все равно так мало значат.

— Поцелуй меня, Дэш, — требует Блайт.

Если бы я могла — то вынула сердце из груди и положила ему под ноги. Если бы я могла — то стала бы воздухом, которым он дышит. Но я могу только обнять, сильно-сильно, до боли в руках, до треска ребер вжиматься в его грудь, наплевав на то, что символ Зверя обжигает, клеймя кожу призрачными ожогами.

Я в путах моего великого герцога, но это совсем не то, что чувствую сейчас.

Любовь — это когда до крови, до смерти, до самого конца. Любовь — это бредущий по ледяной пустоши смертельно-раненный путник, который жив лишь потому, что не имеет права умереть, не защитив ту, единственную.

«Великий герцог приехал», — говорит Шиира, подбрасывая мне образы вооруженного до зубов отряда, въезжающего во внутренний двор моего замка.

Блайт гортанно рычит и спускает ноги с постели.

— Он почти вовремя, — бросает коротко и отходит от меня, глядя с задумчивой отрешенностью. — Творец пришел забрать свое Творение.

И, кажется, я начинаю понимать, что это значит.

глава 27

Впервые в жизни я не рада появлению великого герцога. Может прозвучать, как бред умалишенной, но сейчас я четко осознаю, что страх расползается у меня по венам. Тот, от которого душа в пятки и волосы дыбом. Потому что знаю: дальше все будет иначе. И дверь, за которой уже слышны тяжелые шаги, — последняя черта, грань, отделяющая мое настоящее от моего прошлого.

Эван входит в мою спальню и даже не смотрит на Блайта, как будто точно знает, что он должен быть здесь. Взгляд прикован ко мне, и между бровями пролегла задумчивая морщинка. Серебряный обруч с рубинами лежит на его лбы словно влитой, а на черном камзоле вышита лаконичная серебряная корона.

Я спускаю ноги с постели и пытаюсь — очень неуклюже — опуститься в реверансе. Шатаюсь, чуть не заваливаясь набок, но Эван берет меня за подбородок и заставляет посмотреть ему в глаза. И этот взгляд… Он словно волшебник собирает меня по кусочкам, осколок за осколком, как драгоценную вазу, которую сам же и разбил.

— Ты опоздал, — говорит Эван, рассматривая следы на моем лице.

— Не пошел бы ты, — огрызается Блайт.

Теперь и я чувствую это: напряжение между ними. Что-то тугое, колючее, как соль на коже. Мне хочется спросить, что они друг для друга, но, кажется, сегодняшняя ночь и так будет переполнена откровениями. Возможно, где-то среди них…

— Убирайся вон, — хлестко говорит Эван. Он до сих пор смотрит на мое лицо, ощупывает взглядом кровоподтеки и отметины от хватки принца на моей шее. Мрачнеет, становится похожим на ураган, который посадили на привязь. — Вон! — рявкает так громко, что Шиира в моей голове сокрушено вздыхает.

Блайт бросает на меня тяжелый взгляд, сжимает челюсти — и желваки натягивают белую кожу уродливыми змеями. Он медлит еще мгновение, и я чувствую невесомое поглаживание кончиками пальцев где-то в области сердца. Он словно притронулся ко мне сквозь хлам одежды и плоть. Притронулся — и вышел, громко хлопнув дверью.

Эван снимает перчатку, помогает мне подняться и усаживает на кровать. Мы не разговариваем, мы просто существуем в одной комнате двумя знакомыми незнакомцами. Как будто и ему — божеству — не хочется рушить мое забвение.

— Ты — лучшее, что я создал, — говорит великий герцог, скользя ладонью у меня над волосами. Не прикасается, но мне хочется почувствовать его ладонь, потому что она подарит желанное успокоение.

Это совсем не те чувства, которые будит во мне Блайт. Не буря страстей и не желание раствориться в его глазах. Это что-то глубоко внутри, моя собственная основа основ. Быть покоренной им — это так естественно.

— Я — тот бастард, которого ты ищешь?