Страница 47 из 133
Захлопнув входную дверь в квартиру, я, не разуваясь, прошла на кухню и поставила на стол початую бутылку водки, которую несла в руке от самого Валеркиного дома. В другой руке болтался пакет с фотографией, сделанной на нашем выпускном. У меня где-то лежит похожая, но эта в свете разыгравшейся трагедии, кажется, более символичной. На ней Валерка, отстав буквально на полшага, словно выпускает меня в самостоятельный полет. Я иду дальше, а он остается позади... в прошлом.
Но это будет завтра. Сегодня он еще будет со мной. У меня есть почти полная бутылка водки, отнятая у дядьки Степана, а значит, я вполне могу выпить ее в компании друга, чтоб хоть как-то смыть трагикомический фарс, в который превратились его похороны.
С помощью двух упаковок сухариков и одной солонки мне удалось так установить фото, что виден был только Валера.
- Вот, - удовлетворенно сказала я вслух, - теперь дело за стаканом...
То, что я вслед за родней называла «стопарики», мне показались слишком большой емкостью. За один раз не опрокинуть, а делить на несколько глоточков не хочется. Инспекция внутренностей посудного шкафа преподнесла забавную находку в виде крохотного непрозрачного стаканчика. На самом деле посудинка называлась подставкой для яиц и предназначалась маленькой Леночке, чтоб она ела свой любимый завтрак, заляпывая по минимуму окружающее пространство. А вот теперь большая Леночка, решила дать старой вещи новую жизнь. Стол был готов. Осталось только привести себя в порядок - переодеться в домашнее...
Полчаса спустя первый девичий стопарик отправился по назначению в желудок.
- Ох и гадость эта ваша водка, - заявила я сморщившись. Валерка в ответ хитро улыбался мне с фотографии, протягивая ржаные сухарики на закусь. Естественно ничего такого не было. Я же сама, так сказать, лично поставила коробку, прикрывая свое изображение. Но это совершенно случайное совпадение мгновенно создало ощущение, что Валерка по-прежнему рядом и...
- Так вот похороны, - начала я, хрустя сухариком и наливая новую порцию, - тебе бы этот бедлам понравился. Как ты любишь приговаривать: зато будет что вспомнить. И первым, кто точно не забудет сегодняшний день, станет этот драный поп. Точнее, избитый, обритый и оплёванный. Это ему еще повезло, потому что с утреца хорошо помянувший дядька Степан, только чудом не снес ему полбашки кадилом, когда услышал: «Жидовку отпевать не буду». Вообще гнильцой тот поп пахнет. Его помощник неизмеримо лучше. Да только напугали его так, что удрал служка...
Второй стаканчик и еще один сухарик.
- ... И тогда дядька Степан со своими сыновьями, реквизировав поповский джип, заявил, чтоб не волновались, мол, он найдет и доставит нового батюшку вовремя.
Минут через сорок они примчались обратно... Все были в шоке. Особенно вытащенный из машины маленький сухонький старичок-раввин с белой тряпкой и молитвенником в одной руке и помятым кадилом в другой. Даже представить не берусь, о чем он подумал, когда увидел на пороге своей синагоги четырех злых не совсем трезвых мужиков в казацком прикиде.
Стаканчик... сухарик...
- Однако еще до его появления кучка бабок чуть не схлопотали массово сердечный приступ. А все из-за того, что какой-то мудрец вместо вашей свадебной фотографии вставил в траурную рамку вот эту самую, с нашего выпускного. Представляешь, приходят бабки, стоят в «предбаннике» охают-ахают, глядя на фото. Мол, такие красивые, такие молодые... А я, если помнишь к вам, - ... всхлип и очередной стаканчик помог проглотить горечь слез, - ...ох... еще раз проститься зашла. Во-от... Выхожу из комнаты, а эти как меня увидели так в крик. Кто-то в обморок. Кто-то за лекарством полез. А кто-то просто за сердце держи, и дышит тяжело. Тут-то ошибочка с фотографией и выяснилась...
Сухарик-стаканчик.
- Эти бабки потом, на всякий случай, от меня подальше держа... ик... лись. А раввин-то подумал, что я еврейка, поэтому они меня и сторонятся. Интересно, как бы он себя повел, если б я рассказала ему о своих немецких корнях? Наверно стоило. Может, тогда он держался бы подальше, а то от бешенного круговорота его эмоций-переживаний у меня чуть мозги не лопались. Как вспомню - так вздрогну. Кстати, о вздрогну...
- ... и сухарик... ты Валер не думай. Я себе прекрасно отчет отдаю. И не заливаю горе. Я праздную жизнь. Этот дедок в белом покрывале прекрасные слова сказал. Душевные. Мол, не горевать надо о вашей смерти, а радоваться вашей жизни. Вот я и радуюсь. А водка... Ну, на трезвую голову я ведь все не выскажу. Я же понимаю, что это кусок бумаги, и ни тебя, ни Ривки здесь нет. Но мне надо с вами поговорить. Точнее, надо рассказать как это замечательно, что вы были в моей жизни. На самом деле вы по-прежнему есть в моей жизни. Я хочу праздновать вашу жизнь! Лакаем!.. Не... чет не то... вроде старичок немного не так говорил... Да какая разница! За вашу жизнь!
Стопка... сухарик.
- А все же смешно старика корежило, когда на его «Амэн» народ креститься начинал! А этот обреченный взгляд! Как он там приговаривал: «В субботу нельзя ездить, тем более хоронить, но кто я такой, чтоб спорить с тяже-ик-лыми природными катаклизмами» и на дядьку Степана косится. ХА! Вот уж точно природный катаклизм! Прицепился к твоему отцу хуже банного листа: «Помянем, да помянем!» Зла просто не хватает!
Стаканчик ушел без сухарика.
- Я ведь с твоими еще в четверг жестко поговорила. Припугнула, что заберу внучку, если следить за своим здоровьем не будут. Или если увижу, что балуют чрезмерно. А на поминках разрешила по сто грамм по традиции и ни-ни больше. Они всерьез прониклись... Так твой бешенный дядька прицепился! Хорошо я это дело просекла. Отца твоего услала за внучкой последить, сама отозвала этот катаклизм в сторону и сделала внушение с рукоприкладством. Надавала оплеух пока у него взгляд более-менее не про-ик-снился, а потом сделала внушение, да бутылку отняла. Так ты знаешь, какой он сделал вывод? Подошел к сыну и говорит, мол, сам тебя подталкивал за немчурой приударить, так теперь не вздумай даже смотреть в ее сторону. А то женишься, а она нас всех потом по стройке смирно построит.