Страница 287 из 288
Дэян старался заснуть в кабинете Линдвиста, но стоило ему, устроившись в кресле, задремать как перед глазами появлялись белые перчатки. Снилось как генерал «упрашивает» Вилфреда.
Кроме того, госпожа Ньял, дама пожилая и беспокойная, засыпала легко, но также легко просыпалась с криком. Пугала Дэяна.
— Убить его хотят… — оправдывалась она сонным голосом, каждый раз очень смущаясь.
— Хотеть то они хотят, да кто же им позволит?! – успокаивал ее сын, подавая стакан воды.
Наконец утром Марич отправился в Терраинкогнита. Там, стоя среди многочисленного народа, преимущественно мужчин, он узнал из разговоров, что, выдержав все пытки, Вилфреду удалось почти невозможное – не сознаться.Терруинкогнита – зловещие, глубокие и узкие ущелья, от безопасного мира отделяло небольшое плато с крутыми склонами. Здесь проводили последнюю церемонию для осужденных на изгнание. Дэяну хотелось, как можно скорее, покинуть поганые земли:
вокруг только искривлённые злой силой чахлые деревья-одиночки, угрюмые скалы, глубокие пропасти, и небо…Прозрачно-розовое небо.
В этом прозрачности низко висело холодное солнце мертвецов. Висело оно так, что определить время или сторону света было невозможно. Оно не двигалось и растворялось в розовой дымке. Та же дымка под ногами и по горизонту. Стелился жидкий туман, а внизу в ущелье он напоминал растрепанные седые кудри.
Из ущелья без конца пронзительно выли, передразнивая ветер. И этот вой пробирал до костей сильнее любого ветра. В Терраинкогнита не осталось ничего естественного. Особенно Дэяна раздражало огромное количество коршунов. Плато аномально притягивала их. Раз опустившись на скалы, торчавшие из тумана птицы больше не могли взлететь. Коршуны заполняли торчащие уступы в острых скалах.
У края плато сложен высокий помост, чтобы хорошо было видно раскаянье приговоренных, перед тем как их заставят спустить в ущелье и пропасть навсегда.
Пошел снег. Собравшиеся неприятно поежились, но не расходились. Ждали. Осужденных еще не ввели. Ветер с моря ерошил птичьи перья и людские одежды. Снежные мушки стали отбрасывать прозрачные почти лунные блики, а Марич перестал верить своим чувствам, его не покидало ощущение наступившей ночи.
Судьи и почтенные гости располагались на простых трибунах под навесом высотой чуть ли не в два этажа. Среди них Дэян увидел Виктора и его свекровь, сухую старуху, Валентину Ивановну Никишову. Оба они неподвижные и хмурые сидели на самой вершине. Виктор коротко смотрел то на небо, то на спину Цэсара, сидящего в первом ряду. Никишова закрыла большие глаза. Ни разу не посмотрела она на судей и не подняла глаз на толпу.
Над их головами по засиженным скалам расселись коршуны, полу раскрыв крылья как будто отдыхали после долгого перелета.
Дэяну хотелось понаблюдать за судьями, и он подошел ближе к навесу. Из далека ему показалось что судейская тройка дремлет. Но он ошибся. Главный следователь Фируз не дремал. В его глазах на оживленном, с неправдоподобно правильными чертами, лице горели огоньки.
Вдруг толпа вскочила. Завыла, замахала платками и шапками. Показался конвой с преступниками. Маричу не пришлось рассматривать позорный коридор Ньяла, выстроенный до эшафота. Через головы толпы он видел только макушки заключенных.
К Цэсару наклонилась начальница охраны и говорила с довольным лицом. Конечно Наван ждал появление Родового Круга, но пока от РК на плато был только Марич. В этом жесте Ирмы Дэян углядел ликование, но снова ошибся. Цэсар выслушал ее настороженно, скользя взглядом по лицам в толпе. Когда он встретился глазами с Дэяном, Янэк весь замер.
«Поразительно дело!» — изумился Марич. Он словно предчувствовал, угадывал: о том, что на самом дели произойдет на плато, знает только сам Марич и Цэсар. Дэян надолго запомнил, как бушевала метель на фоне иссиня-черного пальто Цэсара в то поразительное мгновение.
Тем временем заключенные с трудом подымались по высоким сбитым ступенькам. Руки их закованы в колодки.
Толпа с воем, не владея собой, ринулась к помосту. Подбежала и затихла. Людской поток подоткнул Дэяна ближе к Ньялу, и он видел, как босые осужденные обходили лужи и грязь в середине помоста, старались прожить последние шаги с большим комфортом.
Во время долгого чтения приговора осужденные вели себя тихо, и только под конец один обезумев сорвался. Голосил, тряс цепями, пока, утомленный, не упал. Ньял стоял высокий, помертвелый с глазами темными и остекленевшими.
«Припадок с ним будет…— Подумал Марич. — Скорей читайте, черти!»
Старый Хадарсли надеялся, что Патестатум в последний момент одумается. Отменит приговор. Думал пугают. До последнего отказывался верить, что посмеют поднять руку на Родовой Круг.
Судья закончил читать приговор, и его место на трибуне занял Фируз:
— Вы приговорены к смерти через изгнание. Ваши тела никогда не будут найдены, погребены или переданы родственникам. — Провозгласил он как личный манифест и закончил бессмысленной фразой. — Вам даровано последнее слова!
Бессмысленной потому, что помост с осужденными стоял слишком далеко от толпы и расслышать слова с такого расстоянии нельзя. Тем не менее один из осужденных старался докричаться до людей.
Ньял с гримасой непередаваемого призрения только плюнул. Какой восторг был на лицах судей. Конвойный бросил в ущелье зажжённый факел. Подачка, положенная изгнанникам. Туманная пучина поглотила факел.
«Наконец-то!»
Марич достал бардовый платок, повязал на лицо. Заметив платок, люди вокруг отшатнулись, кто-то, разломив табличку, сразу исчез. Дэян понял, стоило ему достать платок, как львиная доля мужчин бежала. На плато в какие-то секунды стало просторно. Исчезновение одной трети зрителей показалось Маричу странным, но отбросив подозрения, он сосредоточился на главном.