Страница 48 из 118
Когда отступили остатки бригады Кеннинга, лигерийцы позволили себе перевести дух.
– Мы расплющили их одним плевком, парень! – закричал счастливый Тайернан и хлопнул Колмана по спине. Кровь еще не остыла в жилах, и он наворачивал круги возле затоптанного костра. Тайернан был похож на черта, с ног до головы перемазанного кровью, грязью и сажей. Борода воеводы слиплась и перестала быть рыжей. – Тиббот успел, старый засранец!
Колман, молодой сын князя Элфрида, сидя на пне, вытирал тряпкой лицо. Мокрые от пота соломенные волосы неприятно липли ко лбу. Он очень устал и недоумевал, глядя на Тайернана, как можно после такой жестокой и тяжелой битвы сыпать шуточками и приплясывать от удовольствия. Ему сейчас хотелось одного – завернуться в шкуру и денек проспать.
Княжич машинально провел ладонью по старому шраму, прорезавшему щеку от уха до губы. Он получил его десять лет назад на своей первой охоте. Двенадцатилетний сынок Косого Файенбарра, Энвер – мерзкая дрянь – решил сразиться с ним на ножах, а получив отказ, стал дразниться, сомневаясь в его, Колмана, смелости. Словом, всячески провоцировал, пока княжич не выдержал и схватился за нож. Поединок закончился быстро. Полоснув Колмана по лицу, выродок Файенбарра с довольной ухмылкой и чувством превосходства удалился прочь. А два года назад, когда Колману исполнилось восемнадцать, при набеге на враждебный клан Энвер неудачно упал с обрыва в воду и сломал шею. Всё списали на несчастный случай, как и планировал княжич.
Колман поднял голову и окинул взглядом лагерь. Воины бродили по вражьим палаткам и хватали все, что представляло хоть какую-нибудь ценность.
– Хреновое оружие у этих ссыкунов! – сказал один из воинов, держа в руках грязную саблю. Он повертел ее в руках, сплюнул и бросил на землю. Сабли тиберцев действительно не шли ни в какое сравнение с длинными, тяжелыми мечами северян.
– Точно, – согласился другой вояка. – Ими только в зубах ковырять. Как тиберцам вообще могло прийти в голову сменить мечи на это?
– Собирайте все, потом переплавим на мечи, – подъехал на черном скакуне Белозубый. Длинная коса сотника изрядно потрепалась. Лицо, как и у Тайернана, было сильно перепачкано.
Колман видел, как Белозубый сражался с тиберцами. Ни одного лишнего движения, ни одного клича или крика, даже когда сабля тиберца рубанула его по руке. В следующее мгновение Белозубый молча снес солдату голову и поскакал дальше.
Колман поймал себя на мысли, что боится этого молчаливого сотника. Что-то было в нем такое, что наводило ужас. И это совсем не нравилось княжичу. Колман почти физически ощущал дикую силу, исходящую от этого северянина-полукровки. А таких он не любил. Тайернан, Тиббот, Бранд были суровыми мужиками и закаленными в боях воинами, но при всей их суровости, Колман знал их сильные и слабые стороны. Понять же, что творится в голове у этого высокого каменного молчуна с косичкой, не представлялось Колману возможным.
Он отвернулся. Невдалеке лигерийцы носили убитых. Трупы лежали рядами, их было много. Сначала Колман решил их пересчитать, но потом бросил эту затею. Один хрен, дохлых тиберцев было больше. Их кидали в отхожие ямы с дерьмом, отдельные могилы для тиберцев не хотел копать никто. Им нужно было похоронить своих, хотя Колман не стал бы тратить время и на это. Какая разница, кто сожрет трупы – черви или стервятники.
– Княжич, ты не ранен? – подошел к нему врачеватель с сумкой, набитой чистыми тряпками, иглами, нитями и всем остальным, что было необходимо на войне. Он был пятым, кто прошел мимо него и задал ему этот вопрос.
– Я цел, – отмахнулся Колман и обернулся, привлеченный шумом.
Шагах в ста назревала какая-то заварушка. Колман вытянул голову и приметил среди десятка галдящих воинов тонкую фигурку. Ветер донес обрывки мужского спора и плач девушки. Очевидно, не могли решить, кому досталась добыча. Он резко встал и направился к ним.
– Я первый увидел шлюху! – кричал один северянин.
– А я ее вытащил! – возражал второй.
– А я дольше всех бабу не трахал!
– А мы чем хуже? – напирали остальные. Спор грозился перейти в драку.
Колман протиснулся в круг, схватил перепачканную испуганную шлюху, обвел внезапно притихших лигерийцев внимательным взглядом, чтобы как следует рассмотрели, кто перед ними стоит, и молча повел ее в одну из уцелевших палаток.
Там он грубо толкнул ее на тюфяк, и сев верхом, сжал крепкой ладонью ее тонкую шею. Девушка стала задыхаться. Княжич улыбнулся и слегка ослабил хватку. Тиберка шумно вдохнула воздух, из глаз брызнули слезы, уголки губ полезли вниз, растягивая рот. Держа руку на шее, Колман достал кривой нож и, развернув его острым концом, подцепил ветхое платье девицы в районе живота и медленно повел нож вверх, вдоль молодого тела. Ткань затрещала и стала расползаться. Когда острое лезвие очутилось между грудей, девушка задергалась и попыталась освободить шею. От натуги миленькое личико сморщилось и покраснело. Колман в ответ снова сжал ее горло так, что глаза шлюхи чуть не вылезли из орбит.
– Тихо, – прошипел княжич, – ты же хочешь жить?
Девушка моргнула мокрыми от слез ресницами.